Птицы небесные. 3-4 части

Ты глубже дыхания моего, Боже, и за пределами мыслей моих и уразумения моего. Еще не было этого мира, а Ты уже помыслил обо мне и даровал мне возможность постичь Тебя, создав тело мое и вложив в него Дух Свой. Будучи беспредельным, Ты, Творче мой, вложил беспредельность в душу мою, будучи бессмертным, сотворил бессмертие духа моего. Задам я вопрос Тебе, Господи: кто виновен в том, что, будучи бессмертным по духу, я вижу себя плотью и, будучи рожден для бессмертия, страшусь и пугаюсь смертности моей? И отвечаешь Ты, Боже, Трисиянное Божество: «По греховному неразумию своему ты, дитя, сам себя облек плотью и смертью и по ослеплению своему полагаешь недостижимым непрестанную молитву и Боговидение! Для твоего спасения предназначены тебе дары Мои, а ты закопал их в землю и убоялся Меня!» Слыша слова Твои, возлюбленный и Сладчайший Иисусе, молю Тебя: удержи и укрепи в сердце моем полноту Божественного видения и красоту истинного Православия!

Первым в Лавре после Афона я встретил наместника:

— Ну, как впечатления?

— Тело вернулось, а сердце осталось на Святой Горе, отец Феофан! — Эти слова вырвались из души сами собой.

— Вот как? А Кавказ? — Архимандрит сдвинул брови, смотря на меня в упор. — Там же теперь спокойно?

— Нет, отец наместник: то бандиты, то разбойники, по-прежнему диверсии продолжаются…

— Тогда, отец Симон, вот что… — последовал за небольшим молчанием решительный приказ настоятеля. — Хватит бандитов и разбойников: благословляю ехать на Афон! Теперь тебе желательно поближе познакомиться с монашеской жизнью на Святой Горе! Скажи отцу Кириллу о моем благословении…

— Как же я поеду, отец наместник, если не знаю греческого языка? — озадачился я, услышав такое безоговорочное распоряжение начальства.

— Дадим тебе в помощь иеродиакона Агафодора! Он, кажется, окончил только что богословский факультет в Афинах.

Такое предложение меня обрадовало:

— Отче, мы вместе паломничали по Святой Горе! Так уж само собой получилось…

— Значит, воля Божия вам обоим ехать! — внушительно объявил архимандрит.

Иеродиакон Агафодор не был удивлен решением наместника.

— Ехать так ехать. Поговорите с батюшкой. Если он благословит, тогда нам нужно взять в канцелярии бумаги от Лавры, что нас направили на Афон для обучения монашеской жизни. Очень могут пригодиться. Нужно будет их на греческий перевести, это я беру на себя.

Отец Кирилл после больницы лежал в келье. Новый послушник Алексей, высокий добродушный парень, только что перешедший в монастырь из семинарии, не хотел меня впускать к духовнику.

— Вы шо, отец, не слышали? Батюшка больной! — В его говоре слышался сильный украинский акцент.

— Так ты спроси сам, сможет он меня принять.

Верный страж отца Кирилла скрылся за дверью.

— Афонец приехал? Пусти, пусти, — послышался оживленный голос старца.

Дверь отворилась. Послушник широко улыбался:

— Шо ж вы не сказали, что с Афона? Я бы мигом вас пустил…

В келье батюшки мирно и приветливо сияли образа и лампадки. Он лежал на диванчике, укрытый пледом.

— Рассказывай, рассказывай, отец Симон, как съездил на Святую Гору! — улыбаясь, приветствовал мое появление любимый и постаревший, но все еще бодрый и жизнерадостный духовный отец. Мой рассказ, взволнованный и сбивчивый, старец выслушал очень внимательно, а на слова наместника: «Хватит бандитов и разбойников!» — усмехнулся:

— Что охотник, что разбойник, все равно бандит! Что ж, если отец Феофан благословил, я тоже благословляю. Это воля Божия! Учись дальше искать пути свои, как Бог вразумит и наставит, да… Доброго держись, дурное гони, отец Симон. Испробуй на опыте афонского жития! — старец помолчал, о чем-то думая. — Но все же Абхазию не забывай… В жизни все может быть… Мой совет вам: иеродиакона нужно рукоположить в иеромонаха, чтобы тоже мог служить литургии на Афоне. Скажи отцу наместнику. Заодно позаботься о Федоре Алексеевиче, чтобы он был устроен в Адлере. Есть там за ним кому присмотреть?

— Батюшка, под Адлером скит отца Пимена, а монахи и послушницы навещают отца.

— Это хорошо, это хорошо… — Духовник наклонил голову, молясь. — Помоги ему Господь!

— Отче, а как быть с нашим скитом в Абхазии? С церквями и со всем имуществом? — с тревогой спросил я. — Как же я оставлю Решевей?

— Привязанность — это ключ, который запирает нам врата рая. А нестяжание, наоборот, открывает. Когда богач боится за свои миллионы, а бедняк — за свои копейки, они равны в своей привязанности к миру. Ты передай скит отцу Сергию. Пусть поселяется в нем. А иеромонаху Филадельфу скажи, чтобы возвращался в Лавру. Ему здесь полезней. А сам готовься на Афон… — Старец умолк, молясь и полуприкрыв глаза. Дверь бесшумно отворилась, и в нее просунулась голова послушника.

— Батюшка, можэ вам отдохнуть трэба? — спросил он, косясь на меня.