Птицы небесные. 3-4 части

— Нужно вам искать место для келейного жилья у греков! У них полно келий, может, какую-нибудь и дадут, — так объяснил нам отец Меркурий.

— Батюшка, поедемте к отцу Христодулу! Помните, он обещал нас устроить? — вспомнил мой спутник по мытарствам, отец Агафодор.

Мы приплыли в Дафни, маленький портовый поселок примерно на половине пути от Уранополиса, где пересели на крошечный паром с симпатичной командой, которая запомнилась мне надолго — капитан Мастроянис и помощник капитана Костас. Началась самая замечательная часть Афонского полуострова-монастыри, начиная с Симонопетра, потом скиты — Новый Скит, Агиа Анна, малая Агия Анна. Суровые скалы заставляли задерживать дыхание.

Опять над головой затрепетало знакомое, словно выцветшее, небо с безводными легкими облачками, а у борта заплескалась темно-синяя зыблющая поверхность моря, увенчанная белыми шлейфами дневного крепкого бриза. По бетонному причалу, с гулко ударяющей об него волной, мы сошли на узкую каменистую полоску крутого скального берега. Минут десять затем мы стояли на причале и беспомощно озирались по сторонам. На берегу царила суматоха: албанцы-погонщики, вместе с седобородым монахом-греком навьючивали мулов, составлявших целый отряд, мешками с цементом, виднелись какие-то шланги и мешки с продуктами. Отдельно стояли ящики со свежим виноградом.

— Эла, эла! — угрожающе закричали погонщики на своих мулов, и мы тронулись за ними в путь, на самую Карулю.

Мулы, беспрестанно помахивая хвостами, шли мелким шажком со ступеньки на ступеньку, громыхая копытами. Мы двинулись сзади, обливаясь потом. Я с неприязнью вдыхал резкий запах аммиака от навоза, которым была густо покрыта бетонная тропа.

Монах Христодул встретил нас широко распростертыми объятиями и облобызал троекратно, по-русски. Этот грек представлял себя последователем старцев Феодосия и Никодима Карульских. Прибытие первых двух монахов из России он твердо считал для себя началом возрождения русского пустыннического поселения на Каруле, которая в прежние годы, после распада Российской империи, была заселена многочисленными подвижниками, нашедшими себе последний приют в ее суровых скалах и пещерах.

Отшельники, жившие в крохотных калибках, питались дикой капустой, растущей по щелям в камнях, и тем, что подавали им паломники и рыбаки, проплывавшие внизу на лодках. Это подаяние они поднимали наверх с помощью деревянной лебедки, или «катушки», — по-гречески «каруля». Отец Христодул с великим уважением рассказывал о русских монахах, многие из которых были бывшими военными царской армии.

— Стояли они, патерас, всю ночь на скале с воздетыми руками, как горящие свечи! Молитву имели такую, что бесы трепетали… Необыкновенные люди! И сейчас есть такой — «папа-Краль», да вы в прошлый раз видели его, схиархимандрит Стефан…

Нашу беседу прервал вошедший в дом сам карульский старец, как будто услышал, что мы говорим о нем:

— Русские приехали? Очень хорошо! Снова Каруля поднимется, здесь везде снова будут русские. Видите эти разрушенные церкви? Все отстроят, все заселят! — отец Стефан говорил с сильным воодушевлением.

Глядя туда, куда указывала его морщинистая старческая рука, с трудом в это верилось: разруха, пыль, безводные, сухие, горячие скалы кругом…

— Они дождевую воду со скал собирали, а благодать собирали с неба. Россия всех победит, как и раньше побеждала! Патер Христодул, забирай виноград!

Архимандрит вышел и затем внес в дом ящик винограда.

— Вот, паломники пожертвовали, а мне одному столько не надо.

Мы отведали вкусного винограда, остальное грек распределил сербам, жившим на внутренней Каруле. Этот удивительный обычай монах Христодул хранил всегда: когда рыбаки делились уловом, выставляя ящики с рыбой на причал, или появлялись продукты, присланные паломниками, — все это он раздавал по карульским кельям. И каждому насельнику доставалось неожиданное угощение, как небольшое утешение к церковным праздникам. Гостеприимный отшельник устроил нас на ночь у себя в келье:

— Отцы, сегодня у вас отдых, а завтра пойдем в Лавру к игумену, похлопочу за вас, чтобы вам на Каруле калибку дали.

Свежим осенним утром монах-богатырь, взяв в руку деревянный посох и вручив каждому по посоху, накинул на плечо старую шерстяную сумку на ремне и возглавил наш подъем по крутой тропе к кресту и дальше — в Лавру преподобного Афанасия. Эта тропа — от креста до обители, — навсегда осталась для меня самой лучшей и самой красивой из всех афонских дорог. Тенистая, с прекрасными видами на вершину и на морские острова на далеком горизонте, она радовала душу таинственными уединенными ущельями, наполненными нескончаемым посвистом птиц.

Игумен Филипп принял нас в канцелярии и внимательно выслушал слова монаха в нашу защиту, в которых он просил приютить на Каруле русских иеромонахов. Мы достали свои документы и справки на греческом. Старец внимательно прочитал их. Он поднял голову от бумаг и окинул нас внимательным взглядом. Светлое лицо его излучало доброту и участие.