Птицы небесные. 3-4 части

По утрам уже подмораживало. Внизу в балке на голых липах кричали, не смолкая до вечера, горластые вороны. Багровый диск солнца садился за пустым промерзшим полем, потухая в далеком лесу, чернеющем на краю горизонта. Молитва как будто уменьшилась, съежилась, и ее голос стал таким же слабым, как голос сверчка где-то под полом. Осталась одна отрада — писать стихи, и в них душа моя словно немного оживала, вспоминая простые радости горной беспечальной жизни.

Каждое утро я шел в мэрию, в безликие бесконечные коридоры, пропитанные табачным дымом, и стоял там под каждой дверью в медленно двигающейся очереди. Некоторые чиновники смотрели на меня с усмешкой, но уже встречались в кабинетах верующие женщины. Они смело брали у меня благословение, не смущаясь присутствием народа. Среди них-то и нашел мне Бог верных помощниц, которым в виде благодарности я приносил небольшие иконки и первые лаврские книги, отпечатанные в типографии отцом Анастасием. В документах по дому началось какое-то движение.

Заметив мое уныние, мой добрый товарищ предложил съездить вместе с ним на два дня на издательской «Ниве» в Оптину пустынь, где у отца Анастасия было какое-то дело с оптинскими монахами. Не помню, как это вышло, видимо, срезая путь на Калугу, мы сбились с пути. Необозримо пустынные поля окружили нас. Указателей не виделось ни в одном направлении, людей тоже. Наконец далеко на горизонте показались две человеческие фигуры. Это были старичок со старушкой, которые возвращались с поля с котомками за плечами. Они толково и доходчиво объяснили нам, как выбраться на Калужское шоссе.

Когда мы проехали по полям час или два, стало ясно, что мы снова заблудились. Повернув обратно и плутая на перекрестках, мы неожиданно вновь выехали на наших старичков. Их удивление отпечаталось на добрых морщинистых лицах. Нам пришлось опять услышать долгое и толковое объяснение. Сконфуженные, мы отправились в указанном направлении.

— Если еще раз на этого деда с бабкой выедем, я уже не смогу спрашивать у них дорогу, — сердито проворчал архимандрит.

— Я тоже, — уныло пришлось подтвердить мне. Как бы там ни было, мы все же с огромным облегчением к вечеру въехали на территорию Оптиной пустыни, позабыв о дорожных приключениях.

Игуменом монастыря состоял наш лаврский духовник, опытный и рассудительный монах, с которым мы перевозили в Лавру святыни преподобного Серафима.

— Расскажи, расскажи, как пустынничаешь, отец Симон! — Игумен рассадил нас в глубокие кресла в своем кабинете. — Как Иисусова молитва? Пробивается?

— Пробивается, отче, но, к сожалению, только, пока я живу в лесу. А вот приехал в мир и сильно приуныл: все начинаю терять! Своего отца нужно перевозить поближе к Абхазии, и я засел с документами.

— А чего ж ты к начальству не обратишься? У них же везде знакомые! — Архимандрит недоуменно развел руками.

— Неудобно как-то, отец игумен.

— Чего там неудобного? А то совсем молитву потеряешь!

Он был прав, и мне пришлось впоследствии решиться следовать его совету.

— Знаете, отче, опасаюсь одного — попадешь к наместнику, а он передумает, возьмет да и оставит в Лавре, — высказал я открыто свои страхи.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся, не удержавшись, архимандрит. — Это верно, но ты молись, молись, молись, ты же пустынник!

В Оптиной мы долго тянули четки у могилок преподобных отцов, из которых моим любимым был преподобный Амвросий. В его келью нас проводил друг издателя — монах-иконописец, благообразного и смиренного вида.

— Хороший какой батюшка! — шепнул я на ухо своему другу.

Тот согласно шепнул мне в ответ:

— Очень! Тут все хорошие.

Вернувшись на Соловьевскую, я с отцом погрузился в долгое ожидание сообщения из мэрии. За время моего отсутствия в доме развелись полчища тараканов. Старик бесстрастно сметал их со стола рукой.

— Пошли прочь, дармоеды! Развелись тут… Надо же, никакая гадость их не берет! А так они безобидные…

Но оказалось иначе. Со мной у них началась настоящая война. По утрам я обнаруживал под коленками кроваво-красные шишки, которые жутко чесались! «Непонятно, откуда они берутся?» — задавал я себе вопрос.

Вечерами, после молитвы, я немного читал перед сном. Особенно полюбилась вышедшая тогда книга архимандрита Софрония «Старец Силуан». Поглядывая поверх книги, я замечал, как тараканьи усики выглядывают из-за шкафа, но, как только я шевелился, они исчезали. Однажды я заснул с книгой в руках. Проснулся внезапно от ощущения укуса под коленками. Я нервно шевельнул ногами, и из моих широких монашеских штанов выбежала впопыхах куча тараканов.

«Ага, понятно… Днем вы прикидываетесь, что питаетесь хлебными крошками, а ночью кровь сосете!» — Я разгорелся на них сильным гневом. Но каким бы ядом я ни заливал углы кухни и своей комнаты, количество тараканов не убывало, а даже как будто возросло. Эта тараканья война стала моим затяжным кошмаром.