На табличке ее кабинета мы прочитали: «Врач-терапевт Ирина Владимировна Воробьева». Она решительно начала делать больному инъекции, сказав, что мы еще успеем пособоровать его. В болезни моего отца произошел перелом после соборования, которое мы немедленно исполнили, молясь все вместе у постели Федора Алексеевича. Сразу после этого наш старик открыл глаза и осмотрелся:
– Что со мной было, сын?
– Умирал, папа, а теперь выздоравливаешь! – бодрым голосом сказал я.
Он слабым движением пожал мне руку. Ирина Владимировна выслушала стетоскопом его легкие, проверила давление.
– Как вас зовут, больной? – задала она вопрос отцу, с любопытством рассматривая его.
Он назвал имя и отчество.
– Так, память у него в порядке! Назначаю ему уколы, их буду делать сама, – утром и вечером. А вы, батюшка, – обратилась Ирина Владимировна ко мне, – пожалуйста, почаще причащайте больного! А он у вас какой-то интересный…
В домовой церквушке на лоджии мы снова начали служить литургии, сугубо молясь о выздоровлении Федора Алексеевича. За неделю его здоровье настолько улучшилось, что он уже вставал и ходил по комнате, но сильная отечность еще оставалась, как и небольшая, но стойкая температура. Наши встречи с доктором, который для нас оказался Ангелом хранителем в белом халате, перешли в беседы о молитве, о Церкви и церковных службах, а затем стали доброй и хорошей дружбой.
Послушницы, обнаружив, что Федор Алексеевич пришел в полное здравие, засобирались в Москву. Молоденькая Тамара настроилась поступить послушницей на Московское подворье к игуменье Фотинии, где уже подвизались другие наши сестры. Надежда решила вернуться к Владыке Алексею в Новоспасский монастырь. К нам на квартиру вновь перебрался Санча, а отец Агафодор отпросился навестить своих родителей. Ирина Владимировна опасалась осложнений и новых простуд, поэтому регулярно навещала отца.
– Батюшка, вы пока сильно не радуйтесь! Это воспаление легких нанесло большой ущерб здоровью Федора Алексеевича, поэтому оно все еще висит на волоске…
Это предостережение обезпокоило меня. Я снова взялся за телефон. Наконец, послушница в Переделкино подняла трубку:
– Отец Кирилл очень слаб. К нему запрещен допуск и батюшке нельзя много говорить по телефону! – строго отчеканила она.
– А чуть-чуть спросить можно? Речь идет о жизни моего отца! – умоляющим голосом попросил я. – Скажите, что звонит иеромонах Симон…
– Чуть-чуть можно…
Было слышно, как послушница передала трубку отцу Кириллу.
– Батюшка, благословите! Как вы себя чувствуете? Я могу говорить?
– Говори, говори, отец Симон! – знакомый хрипловатый голос батюшки был очень слаб. – Слушаю…
– Отче, дорогой, благословите! Мы все сидим в Адлере. Здоровье Федора Алексеевича пошло на поправку, но угроза повтора болезни еще остается. Как быть с постригом? Духовник Русского монастыря на Афоне благословил постриг на монашество моему отцу. Но как его постричь ни с того, ни с сего? Может, папу нужно как-то подготовить? – волнуясь спросил я.
– С Федором Алексеевичем обходись кротко. Он у тебя добрый, но своевольный. Насильно не тяни в монашество. Если Богу угодно, отец сам к этому придет.
– А если ему рассказывать о монашестве или дать почитать что-нибудь? Как его убедить?
– Убеждать в ценности монашества никого не нужно. Будь сам достойным монахом! Когда Бог увидит, что сердце человека готово, Он Сам приведет его к монашеству…
Слова отца Кирилла бальзамом пролились на мою скорбящую душу.
– Спаси вас Господь, батюшка! Помолитесь о нас. Сильные скорби, тяжело нести все это! – не удержался я от жалобы.
– Нужно, отец Симон, не тяготиться скорбями, а радоваться им! Только тогда они будут нам во благо, да… Скорби есть печать избрания Божия. Скорбным путем прошли все отцы и преподобные, и его заповедал и оставил нам Христос во спасение души! Всегда будь с радостью нацелен на скорби, без них не бывает Царствия Небесного…
– Постараюсь, батюшка, помолитесь, – ответил я, с трудом представляя себе, как я могу радоваться скорбям.
– Хорошо, Бог вам в помощь, отче Симоне! Кланяйся от меня отцу, здоровья ему во Христе! Сначала пусть он у Бога будет монахом, а лишь потом постригайте Федора Алексеевича. Попроси отца Пимена, чтобы он постриг его…
Этот совет старца окрылил мою душу. Живя нос к носу в однокомнатной квартире, то Санча, то я постоянно заводили беседы об Афоне. Отец молча прислушивался к нашим словам.
– Сын, а где этот Афон находится? – как-то спросил он.
– Папа, я тебе уже говорил: Афон находится в Греции.
Старик подумал и вдруг спросил:
– А там что? Одни монахи живут?
– Одни монахи, папа, а женщин нет вообще. Все время только служба в церкви и молитва – самая лучшая жизнь на свете! – с воодушевлением поведал я отцу.
– Знаешь, сын, я тоже хочу стать монахом! Только теперь чтобы всегда вместе…
Этого я не ожидал: от волнения у меня перехватило дыхание, и я лишь крепко обнял отца.
– Федор Алексеевич, вот, это вы здорово сказали! – послушник Александр торжественно пожал ему руку.