Птицы прилетают умирать в Перу

Он поставил разогреваться кофе и вернулся на террасу. У подножия одной дюны, справа, он впервые заметил худого, как скелет, человека: уткнувшись лицом в песок, он спал рядом со свернувшимся калачиком телом, в одних плавках, разукрашенным с головы до пят в голубые, красные и желтые цвета, и гигантским негром, вытянувшимся во весь рост на тине, в белом парике Людовика XV, синем фраке и белых шелковых трусах -- последние отголоски волной прокатившегося карнавала и закончившегося здесь, на пляже. "Статисты,-- решил он.-- Муниципалитет предоставил им костюмы и платья по цене пятьдесят монет за ночь".

Он повернул голову влево, к бакланам, зависшим как столбы серо-белого дыма над рыбным косяком, и увидел ее: в платье изумрудного цвета и с зеленым шарфом в руке; волоча шарф по воде, она шла к бурунам, голова ее была откинута назад, распущенные волосы ниспадали на обнаженные плечи. Вода доходила ей до пояса, и, когда Океан подступал слишком близко, она покачивалась; волны разбивались метрах в двадцати перед ней, игра становилась опасной. Он выждал еще секунду, но она продолжала идти, не оборачиваясь, а Океан уже медленно приподнимался в кошачьем движении, тяжелом и гибком одновременно: прыжок -- и все будет кончено. Он спустился по лестнице, побежал к ней, то и дело наступая на птиц: большинство из них были уже мертвы -- они всегда умирали ночью. Он боялся, что не успеет: одна волна покруче -- и начнутся неприятности: звонить в полицию, отвечать на вопросы, Наконец, он ее настиг, схватил за руку; она повернулась к нему, и на какой-то миг их обоих накрыло волной. Не разжимая пальцев, он потащил ее к пляжу. Она не сопротивлялась. Какое-то время он шагал по песку, не оборачиваясь, затем остановился. Он секунду поколебался, прежде чем посмотреть на нее: всякие могут быть сюрпризы. Однако он не был разочарован. Необычайно тонкое лицо, очень бледное, и глаза -- очень серьезные, очень большие среди капелек воды, которые великолепно шли ей. Бриллиантовое ожерелье на шее, серьги, кольца, браслеты. Свой зеленый шарф она по-прежнему держала в руке. Откуда она пришла, вся в золоте, бриллиантах и изумрудах, что делает в шесть утра на пустынном пляже среди мертвых птиц?

-- Не надо было мне мешать,-- сказала она по-английски.

На ее необычайно хрупкой и отличавшейся чистотой линии шее бриллиантовое ожерелье казалось особенно тяжеловесным и лишалось своего блеска. Он продолжал держать ее запястье в своей руке.

-- Вы меня понимаете? Я не говорю по-испански.

-- Еще несколько метров, и вас бы унесло течением. Оно здесь очень сильное.

Она пожала плечами. У нее было лицо ребенка: больше всего места на нем занимали глаза. "Печаль любви,-- решил он.-- Причиной всегда бывает печаль любви".

-- Откуда прилетают все эти птицы? -- спросила она.

-- В Океане есть острова. Острова гуано. Там они живут, а сюда прилетают умирать.

-- Почему?

-- Не знаю. Объясняют по-разному.

-- А вы? Почему вы сюда приехали?

-- Я держу это кафе. Я здесь живу.

Она смотрела на мертвых птиц у себя под ногами.

Он не знал, что это -- слезы или капли воды стекают по ее щекам. Она продолжала смотреть на птиц в песке.

-- Все же объяснение должно быть. Всегда есть какое-то объяснение.

Она перевела взгляд на дюну, где в песке спали скелет, размалеванный дикарь и негр в парике и фраке.

-- Карнавал,-- сказал он.

-- Я знаю.

-- Где вы оставили свои туфли? Она опустила глаза.

-- Уже не помню... Не хочу об этом думать... Зачем вы меня спасли?

-- Так принято. Идемте!

Он оставил ее ненадолго на террасе, быстро вернулся с чашкой горячего кофе и коньяком. Она села напротив, изучая его лицо с напряженным вниманием, задерживая взгляд на каждой черточке. Он улыбнулся ей и сказал:

-- Все же объяснение должно быть.

-- Не надо было мешать мне,-- сказала она.

Она заплакала. Он тронул ее за плечо, скорее чтобы подбодрить себя, нежели помочь ей.

-- Все уладится, вот увидите.

-- Мне иногда бывает так тошно. Так тошно. Я не хочу так жить дальше...

-- Вам не холодно? Вы не хотите переодеться?

-- Нет, спасибо.

Океан начинал шуметь: прилива не было, однако прибой становился к этому часу все настойчивее. Она подняла глаза: -- Вы живете один? -- Один.