Птицы в воздухе. Строки напевные

И я грустил, не ведая о чем,

И я любил влияние печали,

И плакали безгорестно глаза…

2

…Над скалистою страной,

Над пространством бледных вод,

Где с широкою волной

Мысль в созвучии живет,

Где химерная скала

Громоздится над скалой,

Словно знак былого зла,

Мертвый крик вражды былой…

3

…Хоть я любил тот край, там не было полян,

Знакомых с детства нам пленительных прогалин,

И потому, когда вечерний шел туман,

Я лунною мечтой был призрачно печален,

И уносился вдаль…

…Чей облик страшный надо мной?

Кто был убит здесь под Луной?

Кентавр? Поморский царь? Дракон?

Ты сон каких былых времен?

Чей меткий так был зол удар,

Что ты застыл в оковах чар?

Так в смертный миг ты жить хотел,

Что тело между мертвых тел,

Чрез сотни лет, свой лик былой

Хранит, взнесенный ввысь скалой…

5

…Упоительные тени,

С чем, о, с чем я вас сравню?

Звездоцветные сирени,

Вам ли сердцем изменю?

Где б я ни был, кто б я ни был,

Но во мне другой есть я.

Вал морской в безмерном прибыл,

Но не молкнет звон ручья…

6

… Он журчит, он журчит,

Ни на миг не замолчит,

Переменится, вздохнет,

Замутит хрустальный вид,

Но теченьем светлых вод

Снова быстро заблестит,

Водный стебель шелестит,

И опять мечта поет,

Камень встанет,— он пробит,

Миг и час уходят в год,

Где-то глыбы пирамид,

Где-то буря, гром гремит,

Кто-то ранен и убит,

Смерть зовет.

И безмерна тишина,

Как безмерен был гот гул,

В рунном облаке Луна

Говорит, что мир уснул,

Сердце спит,

Но воздушная струна,

Но теченье тонких вод,

Неуклонное, звучит,

И по разному зовет,

И журчит,

И журчит…

7

…Непобедимое отчаянье покоя,

Неустранимое виденье мертвых скал,

Молчанье Зодчего, который, башню строя,

Вознес стремительность, но сам с высот упал.

Среди лазурности, которой нет предела,

Среди журчания тончайших голосов,

Узор разорванный, изломанное тело,

И нескончаемость безжалостных часов.

Среди Всемирности, собой же устрашенной,

Над телом близкий дух застыл в оковах сна,

И в беспредельности, в лазурности бездонной,

Неумолимая жестокая Луна…

НАШ ТАНЕЦ

Наш танец, наш танец — есть дикая пляска,

Смерть и любовь.

Качанье, завязка — шептанье, развязка,

Наш танец, наш танец, когда ж ты устанешь,

                           и будет безмолвие вновь?

Несказанность слов, неизношенность чувства, теченье

                         мгновении без скрипа минут,

Цветов нераскрытность, замкнутые очи, красивость

                            ресниц и отсутствие пут.

Завесы бесшумные бархатной Ночи, бездонность

                         затонов, и свежесть глубин,

И тихая, тихая нежность, нежнее, чем стоны свирели

                                    в плач мандолин.

Наш танец, наш танец — от края до края, наш

                  зал сновиденный — небесная твердь,

Любовь нас уводит, — о, злая, о, злая!— и манит нас

                              добрая, добрая Смерть.

ОСЕНЬ

Осень Мертвый простор Углубленные грустные дали.

Завершительный ропот, шуршащих листвою, ветров.

Для чего не со мной ты, о, друг мой, в ночах,

                                   в их печали?

Столько звезд в них сияет, в предчувствии зимних

                                          снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.

И в трубе, без конца, без конца, звуки чьей-то

                                           мольбы.

На лице у меня поцелуй,— о, вчерашний, недавний

По лесам и полям протянулась дорога Судьбы.

Далеко, далеко, по давнишней пробитой дороге,

Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит.

Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит

                                        на пороге.

Этот плачущий — кто он? Ах, лист пожелтевший

                                           шуршит.

Этот лист, этот лист… Он сорвался, летит,

                                        упадает…

Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день.

                                       Снова ночь.

Не могу я терпеть. Кто же гам так безумно

                                           рыдает?

Замолчи О, молю! Не могу, не могу я помочь.

Это ты говоришь? Сам с собой — и себя отвергая?

Колокольчик вернись С привиденьями страшно

                                         мне быть.

О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!

Непостижность Судьбы: — Расставаться, страдать,

                                         и любить.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ВОЗДУХ

Какая грусть в прозрачности Небес,

В бездонности с единственной Звездою.

Изваян, отодвинут в Вечность лес,

Удвоенный глубокою водою.

Из края в край уходит длинный путь.

Хрустальный воздух холоден, без ласки.

О, Май, ужель ты был когда-нибудь?

Весь мир — печаль застывшей бледной сказки.

ПРОЩАЙ

Мне жаль. Бледнеют лепестки.

Мне жаль. Кругом все меньше света.

Я вижу, в зеркале реки

Печаль в туманности одета.

Зажглась Вечерняя Звезда,

И сколько слез в ее мерцаньях.

Прощай. Бездонно. Навсегда.

Застынь звездой в своих рыданьях.

ПОЛЯ ВЕЧЕРНИЕ

Поля вечерние. Печальные закаты.

Холодность бледная осенних облаков.

В грустящей памяти виденья тесно сжаты.

Созданья дней иных и невозвратных снов.

Тихонько сетуя, печалясь, и тоскуя,

Беззвучно шепчутся поблекшие мечты.

И словно чудится прощальность поцелуя

В туманном шествии вечерней темноты.

СТВОРКИ РАКОВИН

Створки раковин я вижу на песке.

В створках раковинок кто-то жил когда-то.

Чайка белая мелькнула вдалеке.

         — Помнишь брата?

Чайка, помнишь? Чайка, помнишь? — Нет пути

Речь вести со всем кругом, что так люблю я.

Лишь одно могу — узоры слов сплести

         Из стихов и поцелуя.

НЕ ПОГАСАЙ

«Не погасай,— она сказала,—

Твой свет восторг. Не погасай».

О, нашей власти слишком мало,

Чтоб не уйти в закатный край.

Закат алеет нежной кровью,

И стынет в бездне голубой.

Не плачь, припавши к изголовью.

Я умер, пусть. Я был с тобой.

ТЕЛЕСНОСТЬ

О, храм из белых облаков,

     Из темных туч, и тучек рдяных,

Зачем порваться ты готов,