Птицы войны

Веслав сунул ему в руку пакет.

— Возвращаю деньги… Я взял половину, ничего? И там записка для тебя.

Матиас, все еще уверенный, что участвует в полицейской игре и через  минуту будет арестован, развернул обрывок конверта и пробежал глазами наспех нацарапанные буквы.

«Отец покончил самоубийством. Французские товарищи расстреляны. Мне огласили приговор. Я беременна, расстрел заменили на лагерь. Передай А., что я очень люблю его».

Саволайнен потрясенно уставился на Веслава.

— Мария Шваб жива?..

Охранник кивнул.

— Да. Их отправляют в Аушвиц в начале сентября.

И снова стук в дверь заставил Матиаса вздрогнуть. Память прошлого, разбуженная встречей с Алексеем Нестеровым, оказалась мучительно живой. Но, хуже всего, эта встреча могла перевернуть всю его налаженную сегодняшнюю жизнь.

— Папа, ты здесь? — послышался детский голос.

Саволайнен ответил.

— Да, сынок! Я скоро закончу…

Задумался, не услышал, как жена с сыном вернулись домой — и это плохо, сейчас может дорого стоить любая оплошность.

Саволайнен быстро достал из кюветки фотографии Нестерова, разорвал на мелкие клочки и выбросил в корзину — словно прятал следы преступления. Развесив сушиться оставшиеся фотографии, погасил лампу, сбросил с двери крючок.

В темноту кладовки словно обрушился солнечный свет. Слегка ослепленный, Матиас прикрыл глаза, и сквозь ресницы увидел силуэт женщины, с которой он жил девять лет, так и не привыкнув считать ее своей.

— Извини, я проявлял фотографии.

— А мы с Алекси собрали железную дорогу! — сообщила Мария.

* * *

Утром на пробежке вокруг озера Нестерова догнал крепкий, бритоголовый Николай Саксонов.

— Привет, снайпера! — понизил голос. — Нестеров, не знаешь, как бы нам  по-тихому в город смыться?

— Почему ко мне вопрос?

Они остановились на поляне, делая наклоны и махи руками. Николай подмигнул.

— Ты, я вижу, парень бывалый. Языки знаешь… А мне бы в клуб филуменистов попасть. Я с одним по почте списался, привез кое-что на обмен…

— Так ты филателист?

Саксонов привычно поморщился.

— Да нет, говорю же — филуменист. Спичечные коробки собираю. Давно еще, со школы…

Они повернули и снова побежали по дорожке мимо тренерского стола, за которым, разложив бумаги, что-то обсуждали Киреев и Шимко.

— Не боишься, Бовину доложу? — сощурился Нестеров.

— Да вроде не похож ты на стукача.

— Ладно. Подумаем, как быть. Мне и самому бы в город надо. Одной женщине подарок привезти.

Саксонов понимающе улыбнулся.

Саволайнен и Хильда с утра засели в кустах у озера. Саволайнен делал репортажные снимки, Хильда наблюдала за тренировкой советских спортсменов в бинокль.

— Они держатся вместе… Все время рядом тренеры и вон тот человек в полосатой рубашке. Наверняка это надзиратель! Мы не сможем с ними поговорить…

— Надо ждать, — Саволайнен прикусил травинку. — Всегда бывает случай.

Спортсмены снимали одежду у берега пруда, собираясь купаться; Саволайнен с Хильдой рискнули подобраться ближе. Почти у всех мужчин, входивших в воду, на теле виднелись затянувшиеся рубцы. Журналистка, раскрыв рот, в бинокль рассматривала следы разрезов и швов, синие пятна ожогов, келоидные стяжки.

— Смотри, они все… в шрамах? Почему?

— Потому что война, — пожал плечами Саволайнен.

Хильда потрясенно замолчала.

Матиас, конечно, ожидал, что их могут заметить, и готовился предъявить журналистские карточки, но появление Нестерова застало его врасплох. Кусты раздвинулись внезапно и бесшумно, Алексей поднырнул под ветки и лег на землю рядом с Саволайненом, протянул для рукопожатия широкую шершавую ладонь.

— Полчаса вас тут наблюдаю… По маскировке — неуд. Сразу видно, в боевых не участвовал.

— Не участвовал, — признался Саволайнен.

Нестеров улыбнулся весело и просто — Матиас помнил эту обаятельную улыбку с тех, берлинских времен.

— Вот и хорошо! Хорошо, что не с фашистами, — Алексей без церемоний взял у Хильды бинокль и начал смотреть на заплыв советских спортсменов, одновременно спрашивая. — Как живешь, Матиас? Построил дом, родил сына?

— Да. У меня сын.

Они говорили по-русски и Хильда, поначалу оторопевшая от внезапного вторжения, дернула Саволайнена за рукав.

— О чем вы говорите? Я не понимаю… Спроси его про шведский самолет! Скажи, мой брат пропал…

Со стороны озера слышались крики тренеров, счет, всплески прыжков.

— Алексей, нам нужна помощь, — проговорил Матиас. — Это Хильда Брук, журналист из Стокгольма. Ты слышал про шведский самолет, который пропал у советской границы? Ее брат был там… Мы пытаемся хоть что-то узнать.

Нестеров развел руками.

— Ты же понимаешь, Матиас, нет у меня доступа к такой информации. Скорее всего, самолет залетел в наше воздушное пространство и его просто сбили…

— Но тут ходят слухи, что машину могли взять под конвой и увести на советский аэродром. Значит, экипаж жив… Нам нужно только это! Узнать, что стало с экипажем.

Хильда жадно слушала, пытаясь по лицам Саволайнена и Нестерова понять смысл разговора.