Птицы, звери и моя семья

К тому времени мой зверинец сильно разросся. В него входил Улисс, сова-сплюшка, которая просиживала весь день на ламбрекене, имитируя загнивающий пенек, и время от времени, с выражением высшего презрения, изрыгала из себя катышек на постеленную внизу газетку. Собачий контингент увеличился до трех собак, после того как крестьянская семья в качестве подарка на день рождения вручила мне двух щенков-дворняжек, которые за свое исключительно недисциплинированное поведение получили прозвища Писун и Рвоткин. Многочисленными рядами выстроились банки из-под варенья – как с заспиртованными образцами, так и с живыми микроорганизмами. Прибавьте к этому еще шесть аквариумов с разнообразными тритонами, лягушками, змеями и жабами. В грудах коробочек со стеклянными крышками хранились бабочки, жуки и стрекозы. Свен, к моему удивлению, проявил неподдельный и почти благоговейный интерес к моей коллекции. Довольный, что хоть у кого-то мой любимый зверинец вызывает энтузиазм, я провел для него тщательно спланированную экскурсию и показал всё, даже (предварительно взяв с него клятву о молчании) семейство крошечных шоколадных скорпионов, которых я пронес в дом втайне от всех. Самое большое впечатление на гостя произвел подводный колокол. Свен молча его разглядывал своими голубыми глазищами, а в это время паук, найдя пищу, утаскивал ее в свое куполообразное жилище. Мой гость пришел в такой восторг, что я предложил ему в виде эксперимента провести со мной время в оливковой роще и посмотреть, как живут некоторые из этих существ в естественных условиях.

– Вы так добры, – сказал он, и его отталкивающая физиономия расплылась от удовольствия. – Вы уверены, что я вам не помешаю?

Я его заверил, что нисколько.

– В таком случае я буду польщен, – сказал Свен. – Поистине польщен.

И вот, вплоть до его отъезда, каждое утро после завтрака я и он сбегали из дома и проводили пару часов в оливковой роще.

В последний день – он уезжал вечерним теплоходом – мы устроили для него прощальный обед и позвали Теодора. Обрадовавшись новой аудитории, Свен тут же устроил для него получасовую бахиану.

– Мм, – промычал тот, когда аккордеон смолк. – А вы знаете… э-э… еще какие-нибудь сочинения?

– Вы только назовите, доктор, – сказал Свен, широко разводя руки, – и я вам сыграю.

Теодор в задумчивости покачался на носках и спросил смущенно:

– Вы, случайно, не знакомы с… э-э… с песней «Есть таверна в городке»?

– Ну конечно! – воскликнул Свен и тотчас заиграл вступление.

Теодор пел самозабвенно, его бородка топорщилась, глаза сияли, а музыкант, когда закончил, без паузы заиграл «Клементину». Окрыленная филистерской реакцией Теодора на Баха, мать поинтересовалась, может ли Свен исполнить «Будь я черным дроздом» и «Песню прялки». Он с ходу мастерски сыграл то и другое.

Но вот пришел экипаж, чтобы отвезти Свена к пристани, и он стал всех обнимать с глазами, полными слез. Потом он забрался на заднее сиденье, поместив рядом саквояж, а драгоценный свой аккордеон поставив на колени, и принялся вовсю махать нам рукой, пока его увозили прочь.

– Какой он мужественный, – восхитилась мать, когда мы возвращались в дом. – Человек старой школы.

– Так бы ему и сказала, – подал голос Ларри, растягиваясь на диване и беря в руки книжку. – Больше всего гомики любят, когда им говорят, какие они мужественные.

– Ты о чем? – надев очки, подозрительно спросила мать.

Ларри опустил книжку на колени и озадаченно на нее посмотрел.

– Гомосексуалисты любят, когда им говорят, какие они мужественные, – терпеливо повторил он, как если бы разговаривал с тупым ребенком.

Мать продолжала на него таращиться, пытаясь понять, не является ли это очередным его розыгрышем.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что он… что этот мужчина… что он из этих?

– О господи, мать, из кого ж еще! – вышел он из себя. – Отчаянный педик. По-твоему, почему он умчался в Афины? Да потому что завел роман с семнадцатилетним красавчиком-киприотом и теперь боится оставить его одного.

– Ты хочешь сказать, – у Марго округлились глаза, – что они друг друга ревнуют?

– А то нет, – отмахнулся от нее Ларри, возвращаясь к чтению.

– Потрясающе. Мама, ты слышала? Оказывается, они ревнуют…

– Марго, прекрати! – приструнила ее мать. – Не будем углубляться в эту тему. Ларри, я одно хочу понять: как ты мог его пригласить, зная, что он… э-э… что он с отклонениями?

– А почему нет? – удивился Ларри.

– Хотя бы о Джерри подумал, – возмутилась мать.

– О Джерри? – переспросил он. – Джерри-то здесь при чем?

– Как при чем? Ларри, ты меня просто расстраиваешь. Этот человек мог оказать на мальчика дурное влияние, если бы они проводили вместе время.

Ларри вздохнул, положил книгу и, сев поглубже, внимательно посмотрел на мать.

– Последние три утра, – сказал он, – Джерри давал Свену уроки природоведения в оливковой роще. И не похоже, чтобы это роковым образом отразилось на ком-либо из них.

– Что? – взвизгнула мать. – Что?