Птицы, звери и моя семья

По мере приближения я заметил, что у нашего гостя очень необычное лицо – розовое и морщинистое, как грецкий орех. Носовой хрящ, видимо, получил немало прямых ударов и расползся, как змейка. Челюсть также пострадала и ушла вбок, будто ее невидимой ниткой подтянули к правой мочке уха.

– Какое приятное знакомство. – Он сказал это так, словно вилла принадлежала ему, и его слезящиеся глаза просияли. – О, да вы еще краше, чем в описании вашего сына.

Мать дернулась и выронила один анемон из своего букета.

– Я миссис Даррелл, – сказала она с холодным достоинством, – а это мой сын Джеральд.

– А я Крич, – отозвался пожилой мужчина. – Капитан Патрик Крич. – Он взял паузу и послал через перила смачный плевок – точнехонько в любимый мамин лоток с цинниями. – Добро пожаловать на борт, – повторил он с необыкновенным радушием. – Рад знакомству.

Мать нервно откашлялась.

– Мой сын Лоренс здесь? – спросила она звучным аристократическим тоном, который пускала в ход исключительно в минуты повышенного стресса.

– Нет, пока в городе, – сказал капитан Крич. – Он пригласил меня на чай и пообещал, что в скором времени пожалует на борт.

– Что ж, – мать постаралась сделать хорошую мину при плохой игре, – вы присядьте. Извините, я отлучусь, спеку немного сконов.

– Сконов, ха? – Капитан Крич воззрился на мать с таким вожделением, что она выронила еще два цветка. – Люблю сконы и мастериц на все руки.

– Джерри, – обратилась ко мне мать, стараясь сохранять спокойствие. – Я займусь чаем, а ты пока развлекай капитана.

Она поспешно и не сказать чтобы очень величаво покинула веранду, оставив меня один на один с капитаном.

Он снова раскинулся на стуле и уставился на меня своими водянистыми глазами из-под клочковатых седых бровей. Я слегка занервничал под этим пристальным взглядом. Осознавая свои обязанности как хозяина, я предложил ему коробочку с сигаретами. Он заглянул внутрь, словно в колодец, а нижняя челюсть заходила из стороны в сторону, как у чревовещателя.

– Смерть! – выкрикнул он так неожиданно, что я едва не выронил коробочку. Он откинулся на спинку стула и смерил меня своими голубыми глазами. – Сигареты, мой мальчик, это смерть. – Он порылся в кармане парусиновых брюк и вытащил короткую трубку, черную и грубую, как кусок угля. Он зажал ее между зубами, отчего нижняя челюсть сделалась еще кривее. – Всегда помни, трубка – вот лучший друг человека.

Он громогласно засмеялся над собственной шуткой, и я добросовестно его поддержал. Он встал, смачно сплюнул через перила и снова уселся. Я лихорадочно соображал, о чем с ним говорить. Ничего не приходило в голову. Наверняка ему неинтересно, что я сегодня услышал первую цикаду или что Агатина курица снесла шесть яиц размером с лесной орех. Поскольку он помешан на море, может, ему будет любопытно узнать, что Таки, которому своя лодка не по карману, ловил ночью рыбу на мелководье, держа в одной руке фонарь над головой, а в другой – трезубец, и вонзил его себе в ногу, подумав, что это такая экзотическая рыба? Но капитан Крич, поглядывая на меня сквозь маслянистый трубочный дым, заговорил со мной первым.

– Думаешь, что у меня с лицом, да? – бросил он мне с вызовом, и я заметил, что щеки у него еще больше порозовели и залоснились, как атлас. Я хотел было отнекиваться, но он меня опередил. – Это был парусник, вот что. Мы обходили мыс Горн на паруснике. Дикий ветродуй из жопы матушки-Земли. Паруса трещали не хуже грома господня. Фал выскользнул у меня между пальцев, как натертая маслом змея. И я упал. Мордой о палубу. Они сделали, что могли… никакого врача, конечно, не было. – Он в задумчивости потрогал нижнюю челюсть; я сидел не шелохнувшись. – Пока мы добрались до Чили, моя физиономия превратилась в застывшую маску, – сказал он, оглаживая свою челюсть. – Мне было шестнадцать.

Пока я колебался, высказать ли ему сочувствие, он впал в прострацию, и его голубые глаза остекленели. На веранду вышла мать и остановилась, пораженная двумя застывшими фигурами.

– Чили. – В голосе капитана звучал восторг. – Чили! Там я впервые подхватил гонорею.

Мать вздрогнула и, громко кашлянув, обратилась ко мне:

– Джерри, помоги мне принести чай.

Вдвоем мы принесли заварной чайник, молочник и чашки, а также тарелки с золотисто-желтыми сконами и тостами.

– Жратва, – произнес капитан Крич, отправляя в рот первый скон. – Вот что останавливает бурчание в желудке.

– Вы в наши края, эм, надолго? – спросила мать, явно надеясь на отрицательный ответ.

– Может, останусь доживать свой век, – промычал капитан, смахивая крошки с усов. – Симпатичное местечко. Пожалуй, здесь можно бросить якорь.

Из-за смещения челюсти ему приходилось громко прихлебывать чай. Я видел, что мать все сильнее тревожится.

– А как же, эм, ваш корабль? – поинтересовалась она.

– К черту корабли. – Капитан Крич схватил второй скон. – Я на пенсии. Теперь можно поближе приглядеться к барышням.

Он задумчиво поглядел на мать, с аппетитом пережевывая скон.

– Постель без женщины – все равно что корабль без якоря, – заметил он философски.