ПТУшник

Поэтому, уже через пару недель в субботу, мы со Стасом катимся на утренней электричке и вылезаем на той самой станции Ульянка. Там смотрим по сторонам и быстро замечаем, куда движется народ довольно густыми толпами, делая вид, что не замечают друг друга. Перелезаем через двойную трубу, непонятно зачем отделяющую этот пустырь от проезжей части и выходим на большую территорию, где находится сам рынок. Под ногами хлюпает грязь от уже прошедших до нас граждан, несколько рядов советских людей держат в руках те вещи, которые собираются продать гораздо выше определенной стоимости другим советским людям.

То есть, вступить в легко наказываемые уголовно отношения друг с другом, очень не любит народное государство, когда его граждане перепродают с прибылью купленные по блату или по счастливой случайности вещи в магазинах советской торговли. Если они еще привезены из-за рубежа моряками, спортсменами или людьми, допущенными к такого рода поездкам, тогда ситуация еще хуже, да и суммы там на порядок выше.

Денег с собой всего двадцать пять рублей на двоих, договорились, что проведем разведку и посмотрим, что есть из интересного для перепродажи. У меня в кармане выпрошенная у родителей десятка и у приятеля целых пятнадцать рублей, честно накопленные.

Стас озирается вокруг и унылым голосом спрашивает:

— Стремно как-то в поле по колено в грязи стоять. Чего мы тут будем делать?

— Не канючь, присмотримся к другой изнанке взрослой жизни. Пора нам повзрослеть уже и начать делать какие-то деньги. Посмотрим, что здесь почем быстренько, может, что-то и сторгуем, наша электричка через час обратно пойдет, домой на ней вернемся. Видишь сам, тут долго не походишь, одни книги продаются.

Я уговорил его выбраться из уютного дома на этот пронизываемый ветром пустырь, чтобы сделать хоть какой-то первый шаг к новой жизни. Стас и сам к такому стремится, однако, все же долгий путь на электричке, потом хлюпающая грязь под ногами, и мы пока, кроме книг, ничего особо не видим на ящиках и картонках перед продавцами.

Потом, в следующих рядах уже пошли кассеты, фирменные пластинки в запаянных упаковках, несколько пар джинсов, к которым я приценился.

— Это, которые «Lee» отдам за восемнадцать, «Montana» за двадцать два рубля, — ответил негромким шепотом первый продавец, который снизошел до разговора с пареньками, остальные не обращают на нас и наши вопросы внимания, не рассчитывая на нас, как на клиентов.

— Чего это так дешево? — зашептал мне Стас на ухо, — Давай, купим одни, они же не меньше ста пятидесяти стоят.

— Не купим, тут цену называют такую, что умножать на десять требуется, — догадался я сразу.

Слышал или читал когда-то, что так цену называют, чтобы не палиться перед милицией в штатском, об этой хитрости же я рассказал приятелю. И вроде цену не превышаешь, естественно, если покупатель не догоняет эту хитрость или совсем тупой, просто отказываешься от сделки.

Идем дальше и я вижу нужную мне вещь, петушок с названием «Karhu», видно, что фирменный и стоит он как раз двадцать рублей, то есть, два рубля на местном диалекте.

— Два рубля? А если за рубль семьдесят, отдадите? — спрашиваю я какую-то тетку, держащую его в руках, надежно прижимая к могучей груди.

— Рубль девяносто могу отдать, — сообщает мне после некоторого раздумья она, тогда я оглашаю предложение о так называемой классической вилке при торговле — про рубль восемьдесят.

Видно, что тетка не профессионал торговли, торопиться продать и уйти отсюда, пока не прихватили с таким строго запрещенным делом. Поэтому я отдаю ей ровно восемнадцать рублей, осмотрев внимательно обнову, прячу шапку за пазуху, она сразу же торопится к трубе, мы же еще раз обходим ряды торгующих и останавливаемся около самого дальнего ряда от трубы. Здесь торгуют уже серьезные люди, не с одной книгой или вещью, недаром они держатся подальше от трубы, естественной преграды на пути органов родной милиции.

Темно-синяя шапка-петушок с белой импортной надписью, кажется, даже продавалась в советских магазинах или поставлялась из Финляндии в спортивные общества, я выворачиваю ее наизнанку, быстро нахожу бирку с страной-производителем:

— Made in Finland! Живем, Стас! — радуюсь я, убирая снова шапку за пазуху, правда, приятель не такой довольный, пока не видно, как на местном товаре что-то можно заработать, а поездка сюда — тот еще геморрой.

— Что, прикупился, парень? — обращается ко мне словоохотливый, по всей видимости, пожилой мужик в меховом тулупе, продающий книги в крупных объемах. У него пара сумок из ткани стоит рядом с раскладным столиком на картонках и еще стопка книг на нем самом разложена. До этого времени около столика постоянно толпился народ, интересуясь печатным словом и делом, сейчас образовалась пауза и мужик не прочь поговорить с молодежью.

Видно, что очень доволен торговлей и все у него отлично.