Публичное одиночество

Думаю, еще и потому, что довольно мало просил для себя лично. Недавно – впервые попросил жилье. Конечно, в этом смысле я не бедствовал, имел хорошую кооперативную квартиру. Но у меня большая семья: четырнадцать лет старшей дочери, двенадцать лет сыну, маленькой дочурке всего два, жена, теща, к тому же я сам со своей нелегкой профессией. Словом, потребовалось несколько расширить жизненное пространство.

И я пошел, как говорит Олег Табаков, «торговать лицом» в Моссовет. Этот случай для меня – исключительный. Обычно так поступаю, чтобы помочь другим… (I, 28)

«ИМЯ РОССИИ»

(2008)

Интервьюер:В России подходит к завершению телепроект «Имя России», где Путин конкурирует с Лениным. Что для Вас значит выдающийся россиянин? Что Вы ощущаете, когда слушаете нынешний гимн России?

Путин не конкурирует с Лениным! С чего Вы это взяли, там нет Путина.

Что значит «нынешний гимн»? Для меня нынешний – это то, что и прежний. На мой взгляд, там красивые слова, которые вышли из-под пера Сергея Михалкова.

А относительно «Имени России»… Для меня это Столыпин. Я буду защищать его на этой передаче. Именно он близок сегодняшним проблемам России. В 1908 году Столыпин на Амуре предупреждает и предлагает задуматься, каким образом остановить завоевание Дальнего Востока Китаем и Кореей. Сегодня мы стоим перед этой же проблемой, потому для меня «Имя России» – это Столыпин со всем комплексом его реформ и пониманием проблем.

Думаю, что в Киеве я обязательно схожу в Киево-Печерскую лавру, поклониться могиле его. (XV, 38)

(2008)

Интервьюер:Миллионы телезрителей видят Вас в составе двенадцати присяжных, которые вдохновенно, азартно, более или менее красноречиво обсуждают фигуры русской истории в телепроекте «Имя России» —

Ивана Грозного и Пушкина, Ленина и Сталина, Столыпина и Менделеева… Скажите как человек сведущий, эта ретродемократия – максимум дозволенного нынче русскому обществу? Сможем ли мы когда-нибудь так же азартно и красноречиво обсудить Владимира Путина и Валентину Матвиенко, Германа Грефа и Игоря Сечина или, если взять деятелей культуры, Аллу Пугачеву и Виктора Пелевина?

Хороший вопрос.

Мне кажется, я бы мог. Но тут вот есть какая сложность. По отношению к историческим персонажам есть солидный материал – воспоминания, книги, документы. А если мы берем сегодняшних деятелей, то придется брать из жизни текущей, из личного опыта. И не выльется ли это в некоторое свинство, учитывая наши национальные особенности? Начнут выяснять отношения, орать, неприличными словами выражаться…

Хотя мне было бы это интересно – я о любом, кто действует сегодня, имею свою точку зрения.

Что Иван Грозный, с ним уже все ясно. А вот кто такой Герман Греф, интересно? Тайна! Возьмем, к примеру, Николя Саркози – человек, закаленный в битвах, его с утра до вечера обсуждают, и это его только бодрит, вон как Францию нынче стало видно и слышно на мировой арене. Нет ли опасности в нашей вечной закрытости?

Николя Саркози живет в свободном, открытом обществе, обсуждения его личности не носят анонимного характера. А у нас в лицо говорят одно, за спиной другое, мы не можем чувствовать себя единой нацией, мы все время: «два пишем, три в уме».

Представьте, что объявили бесконтрольное, повсеместное обсуждение действий президента, премьера, и кого мы услышим? Прежде всего тех, кто говорит «нет», потому что наше общество привыкло объединяться вокруг нелюбви. И не может объединиться вокруг любви – тут же обвинят в лакействе, в угодничестве…

И не так-то просто понять своих современников, не так все однозначно. Вспомним Бориса Николаевича Ельцина, Царство ему Небесное. Когда грозила опасность, он возбуждался, был деятелен, мощен, он стучал кулаком по столу, наслаждался этим выбросом адреналина, принимал ответственные решения, громил своих противников. А потом уходил точно в тину, угасал, и выплывали тут же другие «деятели». И поди его пойми…