Публичные фигуры. Изобретение знаменитости (1750–1850)

Успех на сцене открывает путь не только в спальни знатных сановников. Возможны и иные сценарии, как показывает пример Китти Клайв, которая считалась лучшей комической актрисой своего времени и с триумфом исполняла партию Полли в «Опере нищего» Джона Гея, остававшейся одной из самых популярных английских постановок на протяжении всего XVIII века. Актриса постепенно расширяет репертуар (поет не только народные баллады, но и арии Генделя) и сферу деятельности: основывает вместе с Гарриком театр Друри-Лейн, пишет комедии, заводит дружбу с Сэмюэлем Джонсоном и Уолполом; в конце жизни ей, похоже, удается полностью интегрироваться в лондонское высшее общество. Путь других еще более извилист. Мэри Робинсон, снискав в конце 1770-х годов громкий успех исполнением роли Пердиты, чье имя со временем прочно пристанет к актрисе, становится любовницей принца Уэльского, будущего короля Георга IV, который сорит деньгами и ведет разгульную жизнь, дающую газетчикам пищу для бесконечных пересудов[71]. Сделавшись главной героиней театральной и скандальной хроник благодаря успехам на сцене и многочисленным любовным связям, добившись пенсии в обмен на обещание не публиковать письма наследника престола, Мэри Робинсон оставляет подмостки и остаток жизни посвящает литературе, начав писать романы и стихи. Некоторые биографы видят в ней карьеристку, одержимую жаждой славы, стремящуюся добиться известности любыми средствами[72]. На самом же деле Мэри Робинсон, которой с юных лет были ведомы тайные пружины публичного успеха и признания, очень неоднозначно их оценивала, ощущая, с одной стороны, положительные результаты их работы, а с другой – связанные с ними опасности[73]. В «Мемуарах» она признается, что ее первый роман «Ванченца» «обязан своим успехом известности имени автора»[74]. Но в других книгах она занимает более взвешенную позицию, осуждая бездумную погоню за славой.

Одной из первых она начинает жаловаться на то, что ее узнают на улице, на любопытство зевак, вызывающее у нее смущение. Когда она отправляется за покупками, толпа всякий раз обступает магазин, куда она заходит, рассматривая ее и мешая сесть в экипаж[75]. Тем не менее ее «Мемуары» свидетельствуют о неослабевающем внимании, которое она уделяет своему внешнему виду: спустя несколько десятилетий после описываемых событий она помнит, какой наряд надевала в том или ином случае.

Слава актеров и актрис основывается на отождествлении их с персонажами, которых они воплощают на сцене. Мэри Робинсон на всю жизнь сохранит прозвище Пердита благодаря роли, сделавшей ее знаменитой. Об актерах и актрисах часто судят по их наиболее известным ролям[76]. Слава некоторых актеров, которая заставляет их искать в обществе личного признания, не всегда им его обеспечивает. Речь идет о явлении, часто отмечаемом и современными киноактерами, которые со смесью удовлетворения и досады видят, что их путают с персонажами их фильмов. Подобная ситуация известна уже в XVIII веке: Воланжу пришлось испытать это на своей шкуре. Хотя успех Воланжа в роли Жано стал ключиком, открывшим ему двери во многие благородные дома, где актер услаждал слух благородного общества своими знаменитыми комическими репликами, он всеми силами пытался расширить репертуар и дистанцироваться от образа, которому был обязан своей популярностью. Когда у маркиза де Бранка его представили именем Жано и он счел нужным исправить ошибку, сказав: «Отныне я для всех господин Воланж», актеру тут же была дана резкая отповедь: «Что ж, хорошо! Но ждали мы как раз Жано, так что пусть господин Воланж убирается восвояси!» Автор «Тайных мемуаров Республики словесности», передающий этот анекдот, возмущается не грубостью де Бранка, а наглостью Воланжа, заносчивого «фигляра», который вообразил, что в благородном доме его будут принимать как светского человека[77].