Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Но есть и спонтанная особенность человеческих групп, которая приводит к тому, что люди разговаривают цитатами из известных произведений.

В этом ничего удивительного — так, в общем, устроен язык на разных уровнях. Происходит экономия художественных средств, несколько слов замещаются внешним иероглифом.

Цитаты из литературных произведений сперва оказываются частью общего языка. Потом они сами превращаются в язык социальных групп. Эти языки зарождаются, ширятся, а потом умирают. Социальные группы не вечны, как и популярность отдельных книг. История литературных реплик может рассказать многое.

Ясно, что у них две функции — с одной стороны, это именно экономия в описании, с другой стороны — пароль, система распознавания свой-чужой.

Для нескольких поколений советских людей строй цитат образовывали всего несколько произведений, которые повторяют судьбу известной пьесы: «Стихи Грибоедова обратились в пословицы и поговорки; комедия его сделалась неисчерпаемым источником применений на события ежедневной жизни, неистощимым рудником эпиграфов!»[119].

Феномен эпиграфа нужно пока оставить в стороне, а вот «источников применений на события ежедневной жизни» было не так много.

Для начала это писатели Ильф и Петров. Издательская судьба их двух романов была сложной — авторы очень популярные в момент выхода, они вдруг попали в посмертную опалу, и их тени вышли на общественную поляну только в пятидесятые. Начались экранизации (и не только романов) — и вот пошли в народ пословицами и поговорками цитаты, застрекотали кучно, как цикады с полостями и перепонками.

Чех Гашек не успел написать свой знаменитый роман «Похождения бравого солдата Швейка», эту книгу, впрочем, дописывали за него.

У нас перевели почти сразу, он был известен, а во время большой войны Швейк попал во фронтовые киносборники. Там он исправно дурачил фашистов. Но особая популярность у него началась в шестидесятые-семидесятые годы. Маленький человек на фоне большой империи, герой на фоне абсурда.

Как жить в этом пейзаже было не очень понятно, и многие делали свою жизнь со Швейка. Цитировали его исправно.

Полвека назад был напечатан роман «Мастер и Маргарита» — время написания речеобразующей книги вовсе не обязано совпадать со временем публикации, и со временем популярности. Об экранизациях тогда никто и не думал, bon mot из булгаковской книги зазвучали самостоятельно.

Позже возник клан цитатчиков Стругацких. О, этих было много, и даже я был среди них. Причём цитат из «Понедельник начинается в субботу» и «Трудно быть богом» было куда больше, чем цитат из прочих текстов.

Наконец, пришёл — или вернулся Довлатов. Довлатовым говорили много, приписывая слова его лирических героев ему самому, тасуя персонажей с людьми до полной неразличимости.

Чуть отступя в сторону, нужно сказать, что много системных цитат произошло из фильмов. Но, это цитаты именно из фильма «Место встречи изменить нельзя», а не из романа Вайнеров «Эра милосердия», из фильма «Чапаев», а не из одноимённого романа Фурманова. В нескольких поколениях ходят цитаты из фильма «Семнадцать мгновений весны», а не из эпопеи Юлиана Семёнова.

Ну так кино давно стало главнее, а литература просто задержалась в общественном уважении.

Строй цитат из известного произведения позволяет не только показать принадлежность к общему кругу (цитатчики Стругацких редко пересекались с говорунами из Гашека — это были разные страты, а то и разные поколения), но при желании все они могли не цитировать, а говорить на этом языке. Перепрыгивая с цитаты на цитату, как с камешка на камешек, переходить, не замочив ноги, ручеёк разговора.

Коньяк непременно пили, закусывая лимоном (варварский обычай, наследуемый с давних времён, когда фальшивый французский коньяк производили на западных границах Империи). И кто-то обязательно произносил: «…человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона»[120]. Ну и тому подобное далее — обширный мир, а, вернее, миры, созданные братьями, имели цитату на всякий случай, на любое событие повседневной жизни.

Всё правильно: сексу — быть, и непонятно, и непонятно, откуда в людях столько злобы.

Теперь я отмечу важную вещь.

Иногда кажется, что обязательным условием создания этого языка является комедия.

Если всмотреться в списки, окажется, что это не так. То есть это не обязательно комедия — «Место встречи изменить нельзя» сложно так назвать. Но важно, чтобы текст-фильм был описанием целого мира — армии, города, общества. Его должны населять герои-говоруны.

Удивительно, что классическая русская литература в этом производстве массового языка вовсе не пользуется спросом. Нет, классиков цитируют, много и обильно, и по редкой цитате из Баратынского отличают своих от чужих — на этом построен монолог учителя истории и учительницы литературы в известном фильме «Доживём до понедельника»:

«Он вдруг подмигнул ей и прочитал: