Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Пожелания были обычно такие, что заставляли вздохнуть и отойти. Но это только так казалось — книги на обменных полках всё же менялись, если пожелания не были чересчур завышенными. Там было много разных правил — в народе книгу иногда меняли не на другую, а на два билета в модный театр или пропуск на кинофестиваль. Меняли иногда не только книгу, но и право на книгу — документ на выкуп «подписного» собрания сочинений или талон с причудливым шрифтом. На фоне водяных знаков этим шрифтом было написано «Созглаввторресурсы. Абонемент №… на получение книги (и тут стояли разные названия, не вполне очевидные для современного уха)». Справа на абонементе было место для приклеивания марок «5 кг.», «3 кг.» и т. д. — за исключением первого квадратика, сообщавшего, что за сам бланк уже сдано десять килограммов.

И эта бумажка, заместитель книги, тоже менялась на что-то.

В магазинах иногда обнаруживалась система в баллах — аналог валюте, вполне конвертируемой. То есть это была настоящая цена книги, а не та, что, по советской традиции, обозначалась на корешке. И даже не подобная штемпелю на заднем форзаце — там обозначалась цена букинистическая. Книги в букинистическом ценообразовании были похожи на автомобили — подержанный автомобиль можно было продать дороже чем новый (по цене выше магазинно-государственной, разумеется).

На этих книгах иногда обнаруживались пометки (со временем эта традиция вывелась), и можно было восстанавливать предыдущего читателя, как вымершего зверя по костям, по его восклицательным знакам и комментариям.

Это был рынок нечистой воды, но дающий понимание о реальном спросе. Не о какой-то возвышенной культурной ценности книги, вовсе нет — а о том, каков именно на неё спрос. Иногда это совпадало — Сартра и Камю выменивали люди, которым в реальности ничего не было нужно, кроме какого-нибудь в прямом смысле «макулатурного» француза (по двадцать килограмм макулатуры на книжку) — но эти Камю и Сартр выгодно смотрелись на полках. Прошли годы, и все они легли в братскую могилу бесхозных книжных шкафов. Я потом узнавал эти томики Лажечникова и Дрюона в съемных квартирах. На стоящих рядом Сартре и Дюма лежал ровный слой мёртвой хозяйской пыли.

Весь этот мир, только подул ветер перемен имени Клауса Майне, сгинул куда-то. Рубль, хоть и превратившись на время в пыль, победил все эти тонкие связи между букинистами. Попросить у кого-то книгу на время стало не с руки, а потом и вовсе не у кого.

Просят не книгу, а ссылку. На худой конец — файл.

Ими тоже можно поменяться, как услугами, даже возвращать не надо. Но все это уже не то.

В последнее время перевелись люди, серьёзно поющие оду бумажным книгам в стиле, как-то описанном моим товарищем: как прекрасно шелестят страницы, как пахнет переплёт, вы-то все бездуховные люди со своими ридерами, а я вот только что прочла на бумаге замечательную книгу «Пятьдесят оттенков серого».

Теперь я сделаю отступление.

Я помню, как лет пятнадцать до нас докатилась одна из волн человеческих объединительных движений.

Не настоящих, партийных или общественных движений, организованных и угрюмых, не просто битьё стёкол и прочие безобразия антиглобалистов или подвиги гринписовцев в промышленном альпинизме, а одна из тех волн, что мгновенно возникают и мгновенно разбиваются в брызги. Сообщества собаководов или филателистов живут долго, и речь даже не о флэш-мобах (я отменно помню первые, году в 2003), теперь уже никому не нужно объяснить про людей, что мгновенно собираются в условленном месте, задают один и тот же дурацкий вопрос в бутике, возникают весёлой и бессмысленной толпой на вокзале — настоящая городская игра. А тогда всё это казалось шагнувшим из фильма «Афёра», где толпа одинаковых людей в чёрных костюмах, со шляпами-котелками на голове, наполняет музей. Там, правда, участники были наняты и выполняли чужую, неведомую им самим волю.

До появления социальных сетей, чтобы почувствовать себя частью единого целого, люди слушали эфир с помощью приёмников — примитивных и не очень. И не всегда для того, чтобы услышать неподцензурную музыку и речь: пение муэдзина, скороговорка неизвестной речи, бульканье и улюлюканье, морзянка и завораживающие тексты цифровых станций — всё это помогало быть не одиноким в ночи.

Желание объединиться — естественное, оно никуда не денется. Bookcrossing был (не очень понятно, в какой мере остался) разновидностью городской игры, в которую вовлечено довольно много людей. В нём тогда был привкус романтики — действительно, это чрезвычайно сентиментальный сюжет — знакомство при помощи забытой книги.

Суть игры заключается в том, что люди оставляют свои собственные книги в разных местах — на скамейках в парке, на автобусных остановках, в гостиницах и магазинах. Сейчас, кажется, это переродилось в более прозаические книжные полки, но суть была именно в том, чтобы получить на сайте BCID (BookCrossing ID number), а потом отслеживать движение томов. Орнитологическая забава кольцевания, бутылки, брошенные океанологами с берега, чтобы изучить морские течения.