Публицистические статьи

В силу сложившихся исторических обстоятельств сейчас, когда идет речь о новом этапе в художественном изображении всемирно-исторического подвига советского народа в Великой Отечественной войне, большую роль играет не только постижение художником объективной реальности и знание им подлинной глубины событий. Огромное значение имеет и то обстоятельство, как сам художник относится к постигнутой им реальности в ее взаимосвязях и причинностях, куда устремляет он свою мыслительную энергию в философско-эстетической трактовке событий. Все это нечто шире, чем «позиция художника», и тоже является объективной реальностью. И нет здесь никакого суесловия, ибо взгляды писателя на определенные периоды нашей истории, на те или иные события и процессы, художественно обобщенные в произведении, вторгаются с неизбежной закономерностью в сознание большинства читателей, особенно молодых.

Речь, разумеется, идет не о том, чтобы навязывать художникам определенные взгляды, понуждать их к принятию тех или иных политических, исторических, философских аспектов или концепций. Главное в том, что наше литературоведение и наша литературная критика, опираясь на течение живого литературного процесса, должны с предельной заинтересованностью поддержать с ее точки зрения концепции верные и подвергнуть доказательной критике расплывчатые или ошибочные. В выработке оптимального отношения к этим концепциям следует, на мой взгляд, опираться на единственно правильное положение, выработанное советской историографией. Оно наиболее четко сформулировано в передовой статье «Правды» от 14 февраля 1976 года:

«Коммунистам, всем советским людям свойственно целостное восприятие политики родной ленинской партии во все периоды ее деятельности, живое ощущение преемственности ее революционных, трудовых и боевых традиций. Тщетно недруги социализма пытаются чернить отдельные эпизоды и периоды из истории КПСС, противопоставлять их друг другу, Курс нашей партии был, есть и всегда будет ленинским; ее отношение к действительности всегда было и будет критически революционным, творчески созидательным».

2

Не может быть двух мнений и насчет того, с каких подмостков должен всматриваться писатель в исторические дали — с сегодняшнего дня или с позиций тех времен, которым посвящено его произведение. Мне думается, что только высоты познаний, достигнутые современностью, только вершины сегодняшней прогрессивной мысли должны стать главным наблюдательным пунктом автора военно-исторического романа. Очень важно, чтобы пафос художнических исканий писателя опирался на новейшие достижения марксистско-ленинской науки сегодняшнего дня. Эти требования неотъемлемы от само собой разумеющейся обязанности художника знать весь строй мыслей, всю гармонию чувств своих героев, какими они (мысли и чувства) были в те далекие годы. Читатель ни на грош не поверит писателю, как показывает некоторый опыт, литературные персонажи которого, живущие и действующие, например, в грозном 41-м, судят о событиях, о политике, о личностях с горизонтов, прояснившихся для нас только после XX съезда КПСС. Не устами своих героев, не модернизацией их суждений и эмоций, а глубинной идейно-философской основой повествования, всем его строем мы обязаны прокладывать мостки из прошлого в современность, всей силой творчества обнажать уроки истории, без измышлений и псевдоноваторского моделирования, не становясь при этом в позу поучителей и ни в коем случае не вырывая читателя из естественного плена подлинности происходящего на страницах произведения, памятуя, что война создала свою правду бытия, свою логику измерений и оценок, Перекраивать то, что было, — значит грешить перед историей, перед читателем, перед своим святым призванием инженера человеческих душ.

Нельзя также чураться поучительных уроков нашей литературы, например творческой одиссеи «Петра Первого». Алексей Толстой не сразу нашел путь к научному пониманию истории. Петр Первый долгое время для писателя «торчал загадкой в историческом тумане». И только вхождение в историю через современность, осмысленную с марксистских позиций, помогло Алексею Толстому настроить на должную волну свое художническое мироощущение.

При этом вспомним, сколь непросто относился к Петру Первому А. С. Пушкин. В своих записках он не без смятения писал: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, написаны кнутом. Первые были для вечности или по крайней мере для будущего, — вторые вырывались у нетерпеливого самовластного помещика».

Несомненно, что это суждение Пушкина тоже послужило для Алексея Толстого указующим перстом в воссоздании сложного и противоречивого образа Петра.