Публицистика 1860-х годов

«Эпоха» уже в самом начале не имела того успеха, который был у журнала «Время», несмотря на то, что здесь были напечатаны «Записки из подполья», «Крокодил» (а также «Призраки» И. С. Тургенева и «Леди Макбет Мценского уезда» H. С. Лескова), ряд полемических статей н заметок Ф. M. Достоевского. Усилившаяся резкая полемика с «Современником», во многом носившая мелочный и личный характер (с обеих сторон), никак не способствовала популярности «Эпохи». Смерть А. А. Григорьева сильно ослабила литературно-критический раздел журнала (Ф. M. Достоевский, по сути, выступал на страницах «Эпохи» только с полемическими заметками). Позднее объявление подписки, особенно трудные цензурные условия, смерть ведущих сотрудников, целый ряд других неблагоприятных обстоятельств быстро привели журнал к краху. На февральской книге 1865 г. издание прекратилось, надолго обременив Ф. M. Достоевского долгами. К редакторско-журналистской деятельности писатель вернется лишь в конце 1872 г. Но и редактирование еженедельника «Гражданин» не было продолжительным. «Опека» В. П. Мещерского раздражала и сковывала инициативу.

Уже в начале 1874 г. Достоевский снимает с себя обязанности редактора. Однако этот новый журналистский опыт приведет Достоевского к мысли об издании в полном смысле самостоятельного, независимого, индивидуального издания — «Дневника писателя».

<Объявление о подписке на журнал «Время» на 1861 год>

Впервые опубликовано в октябре 1860 г. и рассылалось при журналах и газетах «Сын отечества», «Северная пчела», «Санкт-Петербургские ведомости», «Русский инвалид», «Искра», «Journal de St.-Pétersbourg» и др. с подписью: Редактор M. Достоевский.

H. H. Страхов указал в «Воспоминаниях», что «это объявление несомненно писано Федором Михайловичем» и «представляет изложение самых важных пунктов его тогдашнего образа мыслей.[77]

Сохранилось немного воспоминаний о жизни Ф. M. Достоевского в Петербурге в первый год после его возвращения из ссылки, причем самое ценное из них — H. H. Страхова — тенденциозно и пристрастно. Последний с нескрываемой антипатией пишет о политических и литературных симпатиях братьев Достоевских, с которыми он познакомился в кружке Милюкова, упрекая их (особенно M. M. Достоевского) в настороженном, предубежденном отношении к славянофилам и не без злорадства, во всяком случае не без удовлетворения, — о неудаче планов Ф. M. Достоевского основать новое направление, призванное сменить отжившие свой век западничество и славянофильство: «По его предложению, это было совершенно новое, особенное направление, соответствующее той новой жизни, которая, видимо, начиналась в России, и долженствующее упразднить или превзойти прежние партии западников и славянофилов. Неопределенность самой мысли не пугала его, потому что он твердо надеялся на ее развитие. Но что всего замечательнее — в тогдашнем состоянии литературы были странные черты, которые позволяли ему думать, что давнишние литературные течения, западническое и славянофильское, иссякли или готовы иссякнуть и что готово возникнуть что-то новое. Дело в том, что тогда партии не выделялись ясно и вся литература сливалась во что-то единое. <…> В сущности, это был хаос, бесформенный и многообразный, и потому легко могло возникнуть желание — дать ему форму или, по крайней мере, выделить из него некоторое более определенное течение. Что касается прямо до Федора Михайловича, то, взглянув на всю его журнальную деятельность, нельзя не сказать, что он успел в своем желании».[78]