Читаем Публицистика полностью

Да, свои миллиарды они получили никак не благодаря Достоевскому или Набокову, но — странный парадокс — все они знают и о первом, и о втором, и еще о том, чем Томас Манн отличается от Генриха Манна. И я далеко не уверен, оказались бы они в этом списке, если б думали, что «Муму» написал Тургенев, а памятник почему-то поставили Гоголю.

Далеко в историю мы ходить не будем, но всякий может полистать на досуге энциклопедию, чтобы выяснить, что мужи, определившие ход человеческой истории, сплошь и рядом то изучали философию, то писали стихи, то любили театр… ну и так далее, так далее и еще далее — все так же.

Даже бунташные крестьянские (на самом деле — казачьи) вожди, и те были людьми серьезной выделки. Иван Болотников при ближайшем рассмотрении оказывается блестящим авантюристом, разговаривающим на нескольких языках, к тому же отлично владеющим той разновидностью устной речи, что выдает человека вдумчивого и книжного. Разин так вообще долгое время был дипломатом и говорил то ли на шести, то ли на семи языках — он был элитарий своего времени, а не только кровавый отморозок.

Во власть, да, могут попасть злые, ограниченные, даже ненормальные люди, но и они, как правило, умели читать, и прочитали все, что надо, к тому моменту, как попасть наверх. Напомнить, где учился Пол Пот? В Сорбонне. Ходил там с книжкой под мышкой.

К счастью, ни одним Потом и Полом строилась мировая цивилизация.

Так или иначе, она строилась ценителями слова. Потому что слово это…

…это все, что мы сможем произнести в свое оправдание.

А мне хотелось бы заметить лишь одно: в словосочетание «низшая каста» ни я, ни, смею вас уверить, Басинский не вкладываем никакого отрицательного смысла.

Можно придумать какое-то другое определение — это просто первым попалось на язык.

Мой дед по материнской линии, рязанский крестьянин Николай Егорович, за всю жизнь прочел одну книгу — и был прекрасным человеком, настоящим крестьянским работником, к слову сказать, с почти поэтическим восприятием мира.

Мать моя как-то спросила у него, почему, пройдя всю войну, получив несколько боевых медалей, он так и не вырос толком в должностях и званиях. «А я неученый, — ответил дед, — один класс закончил. Читать и писать научился только после войны».

…но так и не привык ни читать, ни писать, добавлю я.

Наверное, у Ломоносова дед тоже не читал. И у Есенина. И у маршала Жукова.

Можно ли сказать, что по отношению к Ломоносову его дед был «низшей кастой»? Наверное, нельзя — по крайней мере, Ломоносов обиделся бы на это.

Ну так придумайте свое определение вместо «низшей касты», и закончим с этим вопросом. Все ведь поняли, о чем речь, и высокомерие тут ни при чем.

К тому ж едва ли высокомерие — привилегия читающих людей. У них просто больше возможностей проявить свое высокомерие — им чаще предоставляют трибуну для публичного высказывания. Однако ж самое большое количество высокомерных глупцов лично мне приходилось встречать среди людей темных, нечитающих.

В виду того, что свою кромешную глупость им сравнить не с чем, глупцы физически не способны разглядеть и осознать чужой интеллект, они используют свое малоумие как мерило мира и точку отсчета. Причем отсчет идет отрицательный — всякую особь умнее себя они втайне находят раздражающим недоразумением, а тех, кто обладает той же степенью глупости, охотно встраивают в собственный правильный и понятный мир.

Ареал своей жизнедеятельности малоумные и пошлые люди старательно расширяют: к примеру, до размеров аудитории радио «Шансон».

И, кстати, не надо думать, что писателей я считаю солью земли и вообще дворянским собранием. Открою вам страшный секрет: большинство писателей люди тоже малочитающие. Они ж писать любят, а не читать.

Я сам с такими примерами сталкивался не раз и не два, и даже не собираюсь их скрывать.

Мой давний товарищ и литератор Дмитрий Новиков, что твой поздний Пастернак, объявляет как-то: «Давно не читаю ничего. А смысл? Неинтересно».

«Вот напишешь новый свой роман, выпустишь тиражом пять тысяч экземпляров, — думаю я мстительно, — и тебе придет пять тысяч писем с одной и той же фразой: „Знаете, Дмитрий, не стал я читать ваш роман. А смысл? Неинтересно даже начинать“».

Новиков не одинок — он как раз традиционен. А одиноки, например, Дмитрий Быков или Роман Сенчин, которые стараются засечь все важное, новое, хоть сколько-нибудь ценное.

Очень часто приходят такие письма: «Здравствуйте, Захар, я не читал ваших сочинений — современную прозу не люблю. Но видел одно ваше интервью и уважаю вашу позицию. Ознакомьтесь с моим романом — очень жду отзыва, надеюсь, что вы не забронзовели до такой степени, чтоб не ответить».

Нечитающие люди, если начинают сочинять сами, относятся с ужасной, строгой, настырной требовательностью к тому, чтоб их немедленно прочли.

Я, кстати, всегда читаю высылаемое мне и, если текст нравится, отвечаю.

Но сам думаю при этом: «Если ты, милый мой неизвестный товарищ, не любопытствуешь к миру, с чего ты взял, что мир будет любопытствовать к тебе?»

Аргументация нечитающих людей вообще поражает глубиной и находчивостью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука