Холодно мне что-то. Холодные ночи этим летом. Холодные ночи погубили Петра — он вышел из темноты к костру, чтобы погреться. У костра тепло, но нужно отрекаться.
Холодной ночью всегда тянет выйти к костру.
И об этом писал Шкловский.
Но холодно — мне.
Куда это меня занесло?
Метро «Измайловский парк». Пути в три ряда. Между ними — серебряные фигуры. Одна из них — русский мужик в армяке, с большой дубиной. Очевидно, дубина эта — народной войны.
На стенах станции керамические розетки. Сюжеты розеток однообразны — автомат, выглядывающий из кустов, пулемёт, выглядывающий из кустов, неясный фрейдовский предмет, выглядывающий из кустов.
Голос в метро говорит:
— Булыгин, зайдите к дежурному по станции…
Кто этот Булыгин?
Инвалид рядом со мной стоит на трёх ногах: два костыля и грязная брючина, оканчивающаяся рваным кедом.
Итак, я вчера проводил друга. Он уезжал с Киевского вокзала, стоял в толпе своих горбоносых родственников, доплачивал за багаж.
Совал носильщикам сотенные — хорошее денежное число, не из самых маленьких.
Носильщику нужно дать сто пятьдесят. И проводнику тоже нужно дать, иначе на таможне багаж перетряхнут до последней нитки, а евреи, уезжающие с Киевского вокзала, везут много.
Друг мой вёз на пальцах чужие кольца, а его беременная жена — две тысячи долларов, приклеенные скотчем к вздутому животу.
И был, надо сказать, довольно весёлый денек, несмотря на то, что в это время на Ваганьковском кладбище хоронили погибших народных героев.
Друг мой за большие деньги переоформил билет на неделю раньше, ибо еврею в России нужно поворачиваться.
Поезд сверкнул стеклами, ушёл, изогнувшись, на Будапешт, а я остался на Киевском вокзале — без него.
А вот я еду обратно, дело сделано. Вагон пуст. Сидит в нём пьяненький старичок, похожий на Эйнштейна, да две трезвые девушки.
Одна из них улыбается.
Пьяный Эйнштейн подсаживается к девушкам, обнимает одну из них за плечи, пытается дотянуться до другой.
Нет, девушки всё-таки не очень трезвые.
Надену я тюбетейку.
Надел.
Девушки мне положительно нравятся.
Оставлю-ка я про них.
Но тут я начал уже совершенно неприлично ржать, тем более что…
Вышел.
Еду дальше, дальше…
Тут уже другое. Женщина в спущенных чулках сидит на лавке пустой станции. Оглядываясь, она засовывает руку в сумку, вынимает и слизывает с ладони что-то длинным языком.
Снова поехали.
Сонная парочка у двери — высокие ребята. Мальчик с девочкой, совсем дети.
Наконец я вышел из метро на пустынную площадь Маяковского. Передо мной был город после большого дождя.
Этот город стоял в одной большой, медленно испаряющейся луже.
И я пошёл домой.
Путешествие лилипута
Незнайка был всегда. Он был давно и извечен.
Он был, когда меня ещё не было.
Я вырос, а он остался неизменен.
Сначала писатель Носов написал книгу со знаменитым названием и сюжетом, которого мало кто из нынешних детей знает — «Витя Малеев в школе и дома» — это было в 1951 году, а ещё через год Витя получил Сталинскую премию. Писатель Носов что-то писал и до войны, но уж с известностью Виктора Малеева это не сравнить. Затем, в 1957-м, он написал цикл рассказов «Фантазёры». Но главной книгой, вернее, троекнижием, стала история Незнайки. Незнайка изображён даже на могильном камне своего автора, а в его послужном было много разного — первый орден он получил, например,
Трилогия писалась так — собственно «Приключения Незнайки» окончены в 1954, «Незнайка в Солнечном городе» — 1958, а «Незнайка на Луне» в 1964-65 годах[1].
Там есть Цветочный город, Земляной, Каменный и Солнечный.
История с этими городами-государствами (а, по сути, это именно полисы) интересна. Везде царит разный уклад, но при этом, по русской традиции, между населёнными пунктами — пустота.
Бурьян, жуки, кузнечики и псеглавцы.
Это жизнь до грехопадения, где нет добра и зла, а обиды понарошку.
В этом мире огромны цветы и овощи. Они используются и в утилитарных целях, подобно рецепту другого классика: «Овощи, брат, такие, которые тебе и не снились. Тыквы сдают небогатым семьям под дачи. Дачники и живут в тыкве, и питаются ею. И благодаря этому дача, чем дольше в ней живешь, тем становится просторнее. Вот, брат. Пробовали и арбузы сдавать, но в них жить сыровато»[2].
Коротышки живут в особом мире — без религии и правительства. В Цветочном городе ещё нет денег, в Солнечном — уже нет. Деньги есть только на Луне.
У них — что на Земле, что на её спутнике — один язык, потому что Вавилонская башня чужда и велика им.
Они живут в мире без людей.