Читаем Публицистика полностью

Я знал, что Леонов был до этого начальником районного производственного управления где-то на Алтае, но то ли работа ему не нравилась, то ли не сработался с кем-то и попросил освободить его от должности. Ну что ж, бывает и так. Мог ехать Леонов, агроном по специальности, куда угодно, а остался в Сибири.

— Да она, проклятая, зовет же… — улыбнулся Леонов.

— Зовет, проклятая, — усмехнулся и Каратаев. И мне стало ясно, что Георгий Васильевич все-таки расслышал мой вчерашний вопрос.

— Чем же зовет-то?

— А кукушки здесь жалостливее плачут. Ветер вкуснее пахнет. Мало ли чем… — ответил Каратаев. — Уедешь даже в отпуск — так дни считаешь.

Ветер нес запахи, обычные для осенних полей, — размолоченной соломы, старого уже березового листа, сгоревшего бензина и солярки. И все же пахло еще чем-то древним и свежим, как сама земля. Может, это солнечные лучи растворяли кромки облаков, в которых перемешались запахи всех сибирских рек и озер, трав и лесов, гор и степей, да бесшумно проливали их вниз, на землю.

— Значит, семьдесят шесть? — опять проговорил секретарь райкома. — У меня — шестьдесят три… Но даже если по пятьдесят, по сорок, по тридцать шесть, наконец, будет в колосе зерен, это что же получится? По тридцать пять, по сорок, по пятьдесят центнеров зерна с гектара! Вот добьемся такой урожайности по всей Сибири — и можно, куда ни шло, уехать. А?

— Да, хорошо бы… — протянул Леонов. — Я имею в виду не уехать, а хотя бы по тридцать пять-то на круг. Только тогда уж и вовсе разве уедешь…

Эта чудо-пшеница называется «новосибирская-67». Как сорт она еще не существует, с ней работают пока ученые Новосибирской опытной станции, в прошлом году передали несколько центнеров семян этой пшеницы совхозу для испытаний в производственных условиях.

— Что-то она покажет на будущий год? — говорит Каратаев. — Как будет вести себя? Сорт обещает быть вроде этак среднеспелым. В общем, для нашего климата подходит. Конечно, каковы еще ее мукомольные, хлебопекарные качества? Интересно, очень интересно…

Где-то в году, может быть, 1962-м или 1964-м на сцене новосибирского театра «Красный факел» выступал народный театр Мошковского Дома культуры. Он показывал пьесу «Люди, которых я видел». Одну из главных ролей исполнял Георгий Васильевич Каратаев.

Мы долго вспоминали, кем тогда работал Каратаев: то ли секретарем райкома партии, то ли секретарем парткома совхоза.

— Наверное, в райкоме партии, — смеется Каратаев. — Помню только, что возникла идея о создании народного театра, а актеров нет… Кто стесняется, кто не решается. Да как же так, думаю? Да я сам пример покажу! Собрал учителей, врачей, агрономов. Распределили роли…

— Помню, спектакль ваш прошел успешно.

— Ну, это потому, что герои пьесы были настоящие советские люди, попавшие в беду, а зрители им сочувствовали.

— Кажется, среди героев пьесы есть и сибиряки?

— Не помню сейчас… Да что герои литературного произведения! Посмотри, поговори с настоящими, живыми героями, — с неподдельным волнением проговорил Георгий Васильевич. — Вот хотя бы с семьей механизаторов Папушиных. О них недавно областная газета писала. Или комбайнеры Елфимов, Жданов, Андрей Болгов. С такими людьми мы любой, самый трудный хлеб уберем!

Вдруг Каратаев остановился, задумался на несколько секунд.

— Интересные вещи происходят. И очень, знаешь, поучительные, дающие, во всяком случае, пищу для размышлений. Вот в совхозе «Раздольный». Комбайнер Владимир Касьянов никогда не был в передовиках. А нынче взялся! Скосил уже хлеба с 270 гектаров. 270 — вроде немного. Но какого трудного хлеба! День и ночь на полосе. Или Михаил Чунихин. Взял обязательство намолотить 8 тысяч центнеров. Это не шутка.

— Чем же ты это объясняешь?

— Ответственностью, — сказал Каратаев твердо.

Значит, подумалось мне, я был прав в своих ощущениях, когда вчера в слове секретаря райкома «начинай», в одном только этом слове, в тоне, каким оно было произнесено, явственно уловил это чувство ответственности, великой и до конца осознанной ответственности человека за урожай.

— Да, ответственностью, — еще раз повторил Каратаев. — Конечно, мы всячески заинтересовываем людей материально. Но главное сейчас для людей не высокий заработок, не премии. Очень повысилось у всех чувство ответственности за дела страны. Все более по-государственному стали простые сельские люди подходить ко всем событиям, ко всем делам.

Через день или два, будучи в Новосибирске, я поделился своими мыслями и впечатлениями от поездки в Коченевский район с первым секретарем обкома партии Федором Степановичем Горячевым, рассказал и о последнем разговоре с Каратаевым. Выслушав меня, он проговорил:

— Ответственность перед землей — самая великая ответственность. Именно она рождает в человеке человека. А этого и добивается всей своей деятельностью партия…

Потом он улыбнулся и добавил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Анатолий Иванов. Собрание сочинений в пяти томах

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное