Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Видя всю невозможность исполнения данного поручения, генерал-майор Давыдов и капитан Дурново донесли о том Военной коллегии, а казаки непослушной стороны отправили в Петербург сотника Кирпичникова с 23 человеками[77] в качестве депутатов для испрошения от имени всего Яицкого войска о подтверждении капитану Дурново скорейшего исполнения именного указа со всеми его последствиями[78].

Перед отъездом депутаты просили выдать им паспорты, но как ни войсковая канцелярия, ни Дурново выдать их не соглашались, то казаки заручились верющим письмом от 2700 человек сотников и казаков[79]. Получив от 20 до 30 рублей на человека мирских денег, депутаты отправились в путь.

Выехав из Яицкого городка весной 1771 года после Пасхи, депутаты в июне прибыли в Петербург, где Кирпичников явился к графу Захару Григорьевичу Чернышеву с намерением подать челобитную на имя императрицы. Чернышев не принял прошения и толкнул ногой Кирпичникова так, что тот упал.

– Придите ко мне все, сколько вас здесь есть, – сказал грубо граф Чернышев, – тогда я прошение приму и вас отправлю.

Опасаясь быть захваченными, казаки ходили в Военную коллегию по 3 и по 5 человек и жили в Петербурге на нескольких квартирах, скрывая их даже друг от друга. Жили они в Ямской слободе и для совещаний сходились на рынке.

Отыскав удобный случай, казаки подали прошение в руки самой императрице, которая поручила своему секретарю Козьмину[80]исследовать дело яицких казаков[81]. Исследование это, заключавшееся главнейшим образом в собирании справок и во взаимной переписке правительственных учреждений, продолжалось весьма долго, и казаки, не зная ничего о результатах своей просьбы, прожили в Петербурге с 28 июня по 6 декабря. В этот день они узнали, что их разыскивают и что Военная коллегия «дала чрез полицию приказ по всему Петербургу изыскивать их и на квартирах не держать, яко сущих злодеев». Казаки сняли с себя национальный костюм и, переодевшись в ямское платье, ходили по столице в ожидании резолюции. Деньги, данные им от войска, приходили к концу, и депутаты стали ощущать недостаток в пропитании, а между тем шесть человек из них были уже арестованы и биты плетьми. Затем пойманным обрили бороды, остригли волосы и по приказанию графа Чернышева отправили на службу в полки второй армии. Тогда, видя в вице-президенте Военной коллегии не защитника, а своего преследователя, казаки решились вновь обратиться к самой императрице, от которой они только и ожидали справедливого и милостивого решения дела, продолжавшегося уже 11 лет.

«Богу и тебе, всемилостивейшая государыня, – писали депутаты[82], – всеподданнейшие рабы припадают к стопам вашим с горькими слезами. Помилуй, всемилостивейшая государыня, всех живущих на Яике, которые о тебе жизнь сообразуют и пребывают под вашим императорским покровительством! Сжальтесь, всемилостивейшая государыня, о понесенных нами бедствиях, которые вашему высокомонаршему лицу из наших горестных прошений известны, кои соделают нам и ныне нападки, в противность преподанных высокомонарших законов… Мы бесчасные, всеподданнейшие рабы, не только не имеем удовольствия, но несем бесчеловечное мучение от атамана Петра Тамбовцева и его товарищей старшин [штрафованных], коих и ныне определяет государственная Военная коллегия, а особливо граф Захар Григорьевич Чернышев…

Всеавгустейшая императрица, всемилостивейшая государыня! К освященным вашим стопам всеподданнейшие рабы припадаем со слезами, избавьте монаршим вашим милосердием от сего несносного разорения; не только пришли в упадок, но в самую нищету; ей-ей до того доведены, что мы не в состоянии продолжать вашей императорской службы, за нерешением дела одиннадцать лет и за долговременным здесь бытием. По недостатку нашему на пропитание и на прочую справу, заниманием в великих долгах себя находим. Помилуй, всемилостивейшая государыня, оборони от такого нападения атамана Тамбовцева и всех старшин и господ генералитет, штаб– и обер-офицеров; удостой нас, как прежде, при отце отечества государе Петре Великом находились под протекцией г. генерал-фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева, тако и ныне усердно быть желаем у его высокографского сиятельства графа Григория Григорьевича Орлова, дабы наше Яицкое войско избавлено было от нападения, каковое высочайшее матернее милосердие предпочесть должны не иначе как дарованной нам новой жизнию».

Прошение это было написано в таком числе экземпляров, сколько было казаков в Петербурге, «для того, показывал казак Симеон Матросов, что условились между собой, что если они [Герасимов и Ерин] не успеют оной [челобитной] подать и попадут под караул, то им свой стараться подать и их из-под караула выручать».