Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

– Извольте, яицкое войско, – сказал затем Пугачев, – выбрать себе атамана и старшин, по прежнему вашему обыкновению, кого хотите – отдаю это на вашу волю. Если выбранные атаманы и старшины не станут делать войску угодность и казаки будут ими недовольны, то отдаю на их волю, хоть через три дня, старого атамана и старшин сменить, а на место их выбрать других старшин, в кругу, по общему совету.

– Довольны, батюшка, надёжа-государь, – кричали одни, – вашей царской милостью!

– То-то отец-то, – кричали другие, – отдает на нашу волю выбор атамана! Он старинный наш обычай по-прежнему хочет восстановить.

После непродолжительных совещаний казаки указали на Никиту Каргина, Афанасия Перфильева, присланного пред тем из Берды с письмами к самозванцу, и на Ивана Фофанова. При этом они объявили, что первого выбирают атаманом, а последних двух старшинами.

Услышав это, Каргин, «не желая быть в таком большом достоинстве», стал перед самозванцем на колени и просил его уволить от этой должности.

– Помилуй, ваше величество, – говорил он, – я этой должности за старостью и неумением грамоте снести не могу.

– Как! Так ты поэтому мне служить не хочешь? – спросил с сердцем Пугачев. – Весь мир теперь обращается ко мне, а ты один хочешь противиться?

– Я рад тебе послужить, – отвечал Каргин.

– Поздравляю вас, яицкое войско, – сказал Пугачев, обращаясь к кругу, – с выбранными вами старшинами, будь по-вашему, я воли с вас не снимаю.

– Благодарствуем, – кричали казаки, – на твоей царской милости.

Самозванец отправился в дом к Толкачеву, а казаки вызвали в средину круга трех выбранных и, сняв шапки, стали просить их принять на себя обязанности по управлению войском.

– Пожалуй, господин атаман и старшины, – говорили, кланяясь, казаки, – примите на себя этот труд, послужите нам, яицкому войску, верою и правдою.

– Мы, яицкое войско, не имеем большого разума, – отговаривались выбранные, – да и недостойны управлять вами.

«Но напоследок, – показывал Перфильев[116], – по многим с обеих сторон перекорам (кои у них обыкновенно и прежде при таких выборах в кругах бывали, и хотя бы кто и сам того чина домогался, однако же всегда в кругу отговариваются от принятия оного для того, чтобы больше их просили и чтобы тем показать свое бескорыстие), приняли на себя налагаемые чины».

– Ну, будь воля ваша, яицкое войско, – отвечали выбранные и вступили в свои должности.

Пугачев предоставил им разбирать судные дела и виновных в незначительных преступлениях наказывать самим, «а если будут какие противники намерениям нашим [то есть самозванца] и оказывающиеся в важных винах» [преступлениях], то о таковых доносить и ожидать указа. Для таких пощады не было и решение бывало одно: повесить или казнить смертью.

Уезжая в Берду, Пугачев отправил Овчинникова в Гурьев городок с приказанием забрать там весь порох, какой есть, и доставить его в Яицкий городок.

26 января Овчинников с несколькими яицкими казаками прискакал в Гурьев городок, население которого, как состоящее исключительно из казаков, тотчас же присоединилось к прибывшим. Небольшое число жителей, не казачьего сословия, торопилось запереться в кремле, но многие не успели этого сделать и были захвачены казаками. Отправлявший службу священник Михайло Яковлев, узнав о появлении мятежников, взял с престола крест и Евангелие и в полном облачении хотел также бежать в крепость, но, видя, что мятежники уже на площади, заперся в церкви с немногочисленными прихожанами, по преимуществу женщинами и малолетками. Казаки с бранью требовали, чтобы церковь была отворена, и после отказа стали ломать западные двери. Тогда Яковлев отворил двери, и мятежники, ворвавшись в церковь, «бегали в царские и другие двери, по алтарю и все священнические одежды по полу разметали, в церковное окно несколько выстрелов из ружей сделали и побили народу человек до пятнадцати».

На другой день Овчинников повесил атамана Филимонова, писаря Жерехова, священника Дмитрия и человек до десяти жителей[117]. Забрав весь порох, снаряды и орудия, Овчинников отправился в Яицкий городок, куда почти следом за ним приехал опять и Пугачев, с намерением лично руководить минными работами.