Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Мятежники дрались отчаянно, и на площадке перед крепостью в течение нескольких часов шел самый упорный бой с переменным успехом. Батальоны подполковника Аршеневского были уже введены в боевую линию, бой не склонялся ни на чью сторону, а между тем в резерве оставался всего один сводный батальон из Вятского и Томского полков, под командой капитан-поручика Толстого. Решаясь и его ввести в дело, князь Голицын приказал полковнику Ю. Бибикову с его егерями и лыжниками ударить во фланг неприятеля, генерал-майору Мансурову перейти в наступление с кавалерией, а генерал-майору Фрейману атаковать мятежников сразу тремя батальонами. Схватив знамя 2-го гренадерского полка, Фрейман бросился вперед, а за ним и все остальные войска, в том числе и батальон Толстого, пред которым, почти по грудь в снегу, шел сам князь Голицын с обнаженной шпагой. Генерал-майор Мансуров послал два эскадрона на илецкую дорогу, а двум ротам Чугуевского полка и двум эскадронам бахмутских гусар приказал занять большую оренбургскую дорогу.

Лишь только чугуевцы и бахмутцы стали огибать город и крепость, Пугачев и его сообщники поняли, что скоро путь их отступления будет не безопасен. Многие стали уходить, и в числе их сам Пугачев, показавший впоследствии, что к побегу из Татищевой его уговорил атаман Овчинников.

– Уезжай, батюшка, – говорил Овчинников, – чтобы тебя не захватили, а дорога пока свободна и войсками не занята.

– Ну хорошо, – отвечал Пугачев, – я поеду. Но и вы смотрите же, коли можно будет стоять, так постойте, а коли горячо будут войска приступать, так и вы бегите, чтобы не попасть в руки.

Не более как с четырьмя человеками самозванец выехал из Татищевой. Чугуевские казаки хотя и гнались за ним версты с три, «но как у него и его товарищей кони были самые хорошие, то чугуевцы догнать его не могли»[162].

За Пугачевым бежали его сообщники, и войска ворвались в крепость. Первыми взошли на вал два батальона 2-го гренадерского полка, а затем, левее, батальон Владимирского полка. Кавалерия, под начальством подполковника Бедряги, преследуя отступавших, проникла в город тремя въездами, а полковник Юрий Бибиков, со своей командой и лыжниками, «имел в то время сильный бой на илецкой дороге с множеством вышедшей из крепости пехоты и конницы»[163]. Не успевшие бежать мятежники защищались внутри крепости отчаянно и оставили на месте 1315 тел. Бой продолжался более шести часов, и «дело столь важно было, – доносил князь Голицын[164], – что я не ожидал таковой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном ремесле, как есть сии побежденные бунтовщики». Войска преследовали отступавших на протяжении 11 верст, и впоследствии было найдено по дороге, в лесу и сугробах 1180 убитых. В плен взято 290 яицких и илецких казаков и более 3 тысяч человек разного сброда. Вся артиллерия самозванца, состоявшая из 36 орудий со снарядами и зарядными ящиками, осталась в руках победителей, которые лишились убитыми: 3 офицеров и 138 нижних чинов; ранеными: 19 офицеров и 497 нижних чинов[165].

Столь большая потеря в отряде князя Голицына вполне окупалась тем впечатлением, которое бой этот произвел на мятежников. Собранное самозванцем ополчение было рассеяно: Овчинников с частью своих сил отступил к Илецкому городку, а все остальное бросилось бежать степью, без дорог, по направлению к Переволоцкой крепости. «Го-то жертв с сердца свалился», – писал А.И. Бибиков своей жене[166] в день получения известия о победе под Татищевой, «а сколько седых волос прибавилось в бороде, то Бог видит; а на голове плешь еще более стала: однако я по морозу хожу без парика»…

Обрадованный блестящим успехом князя Голицына, главнокомандующий просил императрицу оказать благоволение генералам Фрейману, Мансурову и в особенности самому начальнику отряда. «Погрешил бы я против верности моей к вашему императорскому величеству, – прибавлял Бибиков[167], – если бы генерал-майору князю Голицыну, по отличному его усердию, верности, храбрости и искусству, не отдал пред вами заслуженной им от всякого справедливости, и если распоряжения мои в точности исполнялись и исполняются, то никому иному, как сему трудолюбивому сослуживцу, я присвоить долженствую, а потому и всякую милость и монаршее воззрение к нему, равно как бы оне собственно до меня принадлежали, поставлять буду».

Получив это донесение, императрица произвела А.И. Бибикова из премьер-майоров лейб-гвардии Измайловского полка в подполковники; генералов Мансурова и Фреймана наградила орденами Святой Анны, а князю Петру Голицыну пожаловала в Могилевской губернии, в Рогачевской провинции, фольварки Годиловичевский и Будинский «со всеми к ним принадлежащими угодьями»[168]. Два офицера, привезшие известие о победе под Татищевою крепостью[169], были произведены в следующие чины, а прочим всем участникам, писала императрица[170], «начиная от первого штаб-офицера до последнего солдата, бывшего в деле корпуса, всемилостивейше жалуем мы чрез сие невзачет третное жалованье».