Пугачев-победитель

— Видел, только что видел, как ты бока наминаешь да по зубам хлещешь. Ловок. Но ведь пинал ты да колотил пьяную мразь. Холопов, которые привыкли битыми быть. А с голыми кулаками на Дон не полезешь... Ежели полезешь, то как бы самому ребра не погладили. Но этого мало, друг ты мой. Вот посмотри: тут тебе Азов-город, а тут — Таганрог, его царь Петр-вояка основал. А теперь тут опять турецкий паша Сулейман сидит. Казачишки хорохорились да друг дружку мяли, а турки из Трапезунда приперли да невзначай наши крепости и захватили. А третьего дня эстафета пришла: нагрянул Сулейман с десятью тысячами янычар на старую нашу фортецию Святого Дмитрия, сиречь город Ростов-на-Дону. А тамошний гарнизон и так еле держался: казаки четыре месяца город в осаде держали да половину сожгли. Вот как Сулейман подошел, то гарнизон и выкинул белый флаг, сдался на капитуляцию... А теперь, надо полагать, тот же самый Сулейман и дальше, вверх по Дону пойдет. И придется нашему верному другу и союзнику Игнату Бугаю отбояриваться. А пушек мало, а пороху и того меньше: всегда от Москвы получали, а Москва-то сейчас и сама на бобах сидит...

— Ну, положим, — отозвался самоуверенно Хлоцуша, — мы тоже не все время пьянствуем да с девками валяемся. Поди, на Ижевских да на Боткинских заводах заказанные нами пушки давно готовы. До тысячи будет. Антилерия у нас хоть куда...

— До весеннего сплава вряд ли можешь получить свою «антилерию», — сухо заметил канцлер, — а кроме того, и работа там идет вяло. Бывшие крепостные-рабочие, получив волю, на три четверти разбежались

— А мы в те заводы арештованных дворянов нагнали!

— Правильно, не только мужиков, но и баб, и детей. Да только какие же это рабочие?! Мрут, как мухи, а дела не делают. Слабосильны, непривычны, да и голодом вы их морите...

— Жалеть их, дворянов, что ли прикажешь? — насупился Хлопуша.

Князь пожал плечами.

— Приказывать я тебе не могу и не берусь. Мое дело щекотливое, да и другим я занят. А ежели и говорю, то к слову пришлось: толку из вашей политики не вижу. Ума не вижу. Злобы — много и глупости еще больше, а на этих двух конях далеко не уедешь...

— Вот дай время, после праздников возьму я да и махну на Урал. Места-то родные, знакомые, почитай, и сейчас там дружков сколько найдется. Я там живо все вверх тормашками поставлю...

Князь засмеялся.

— Да там и так уже все «вверх тормашками» стоит. Сам, чай, знаешь, что из старых демидовских заводов и половина не работает. Твои же «дружки» мастеров да опытных управляющих перебили, в истопники загнали или выгнали на все четыре стороны, а посадили на их места сволоту свою. Сволота же работать не умеет и жадна очень: тащит, что под руку ей подвернется. А рабочие, на радостях, что волю получили, все заводы разграбили. В Берг-коллегии стон стоит: не могут заводы работать!

— Поеду — все налажу! Сейчас же после Крещенья и махну.

— А не боишься? — многозначительно осведомился князь.

— А чего мне бояться? — несколько неуверенно переспросил Хлопуша. — Не ты ли меня сковырнуть собираешься?

— Глупостей не говори! — резко ответил Мышкин. — Голова у тебя на плечах есть, ну, так и должен знать, что я тебе не враг, а скорее союзник. Да ведь у тебя недругов немало. Младший Зацепа, к примеру, считает, что ты нарочно подвел его братана под Казанью.

— Собью рога! Бычок бодливый, да силы в ем мало.

— Опять же Минеев... Ты поперек дороги!

Хлопуша сжал кулаки и прогундосил:

— Ростом не вышел. Не я ему поперек дороги, а он мне становится. Голова вскружилась у Минеева. Сидеть бы ему всю жизнь в поручиках, кабы к нам не перебежал под Казанью. А теперь, вишь, мало ему быть енарал-аншефом, так он в фельдмаршалы мостится. Тоже, подумаешь, Румянцев какой! Как бы по дорожке Кармицкого не пошел.

— Смотри: за спиной у Минеева Чубаровы стоят. А сам-то в Чубаровых души не чает. Выручали они его, когда он в казанских острогах сидел...

— Больше из-за Маринки ихней. Бабник он. Набил девке брюхо, вишь, лестно в отцах ходить... Ну, да мы и на Чубаровскую свору управу найдем...

— Заступаться не буду! — сухо вымолвил канцлер. — Справляйтесь сами, а у меня и так хлопот полон рот. Вот посмотрим, чем-то вы своему воинству христолюбивому платить будете. Жалованье большое пообещали, а денег в казне маловато: разворовали казну!

— После Крещенья в скорости обоз придет из Екатеринбурга с монетного двора: рублевиками два миллиона да новыми червонцами полтора. Обоз-то поди уже вышел.

Мышкин-Мышецкий искоса посмотрел на лежавшую перед Хлопушей карту. Нагнулся, стал измерять расстояние между двумя пунктами. Подумав, вымолвил:

— Авось и довезут! Посмотрим...

— Справимся, со всеми справимся! — словно успокаивая самого себя, ответил Хлопуша — Силы-то у нас не занимать. Мужик — дурак, всем миром за батюшку Петра Федорыча... Допустили мы его к земле, ну и уцепился и ногтями, и зубами.

— Да будет ли из этого толк? Вон бывшие барские земли так и остались не засеянными озимым. Да и на своих, крестьянских землях прошлую осень что-то не очень-то работали. Праздновали да делились, друг на друга из-за лужков да рощиц головы проламывали.