С Улеевым и его товарищами мы еще встретимся, а вот с Афанасием Соколовым-Хлопушей расстаемся уже навсегда. За верную службу самозванцу и за обман Рейнсдорпа Оренбургская секретная комиссия приговорила: «Отсечь голову, для вечного зрения посадить на кол, а тело предать земле», что и было исполнено в Оренбурге 18 июля 1774 года[534].
Итак, пугачевское войско, которое, по словам его предводителя, насчитывало «тысяч до пяти» (по другим сведениям, около двух тысяч)[535], 23 марта покинуло Берду. Закончилась блокада Оренбурга, длившаяся без малого полгода. Оренбуржцы ликовали. Получив вести о поражении восставших и их уходе из Берды, торговцы резко снизили цены на хлеб. Из Берды в Оренбург потянулись люди «на лошадях верхами, на санях и на дровнях, с разным их имуществом, а многие везли с собою хлеб и сено, большая ж часть шла оттуда пешие, в том числе были женщины и ребята». Есть данные, что уже 23 марта «вышло оттуда до 800 человек», а в последующие дни до четырех тысяч. В эти дни покинули Берду и некоторые известные бунтовщики, не желавшие следовать за самозванцем, среди них пугачевский секретарь и атаман М. Шванвич.
В скором времени для захвата Бердской слободы был отправлен секунд-майор Зубов «с нескольким числом егерей, яицких и оренбургских казаков, которые в ту слободу без всякого сопротивления и вступили». Из бывшей пугачевской столицы Зубов отправил в Оренбург пушки, боеприпасы, провиант и деньги. По всей видимости, вслед за военными в Берду потянулись и городские обыватели. По крайней мере, П. И. Рычков пишет: «…носился в городе слух, что в Берде городскими людьми учинены были великие грабительства и хищения, и якобы многие пожитки, в руках злодеев находившиеся, разными людьми вывезены в город»[536].
А вот Пугачеву пока было не до «грабительств». 26 марта, не доходя до Переволоцкой крепости, его разведчики обнаружили неприятельских лыжников. Опасаясь встречи с отрядом Голицына, повстанцы решили повернуть назад, к Оренбургу[537].
На одном из хуторов Пугачев держал совет со своими приближенными. Если верить его собственным показаниям, то у них вышел следующий разговор:
— Ну, таперь куда пойдем? — спросил самозванец.
— Таперь мы пойдем на Каргалу, а с Каргалы — в Сакма-ру, — ответили Шигаев и прочие сподвижники.
— Ну, хорошо, а с Сакмары-та куда?
Высказывалось мнение, что сначала надо идти в Яицкий городок, а затем в Гурьев. Поскольку в Гурьеве «отсидетца долго нельзя», Яков Антипов предложил оттуда пойти в легендарную Золотую Мечеть, что в Персидском царстве: «И тамо-де хлеба много, зверя, ягод и рыбы много ж». И проводник, мол, подходящий есть, «которой тамо бывал».
— Да я бы вас провел и на Кубань, — вспомнил свою старую песню Пугачев, — да таперь как пройдешь? Крепости, мимо коих итти надобно, заняты, так не пропустят, а сверх того сне-ги в степи, так никак неможно итти[538].
Согласно же показаниям Шигаева, Пугачев будто бы объявил, что войско пойдет на Каргалу или Сакмарский городок, а затем на Воскресенский завод Твердышева[539].
Находившийся при «государе» башкирский старшина Кинзя Арсланов подал совет двигаться в Башкирию:
— Если вы туда придете, так я вам там через десять дней хотя десять тысяч своих башкирцев поставлю[540].
Советом Арсланова Пугачев воспользовался несколько позже, пока же решил направиться с войском в Сакмарский городок. По дороге 27 марта он заехал в Каргалу (Сеитову слободу). Муса Улеев и прочие арестованные татары были освобождены, а их обидчики, от четырех до семи человек, казнены. Повстанцы сожгли несколько домов, принадлежавших их противникам, успевшим скрыться. Оставив в Каргале казачий отряд «человек с пятьсот» во главе с Тимофеем Мясниковым, «государь» продолжил движение. Прибыв в тот же день в Сакмарский городок, он также чинил суд и расправу: приказал повесить отца бывшего сакмарского атамана, 88-летнего Дмитрия Донскова, за намерение бежать в Оренбург, а также каргалин-ского татарина, шпионившего в пользу Рейнсдорпа[541].