Трудно определенно сказать, действительно ли слова Тре-ногова повлияли на решение майора Федора Скрипицына сдать Осу — или же последний, не дождавшись подмоги, не видел возможности противостоять врагу, имевшему численное превосходство да к тому же грозившему сжечь пригород. 21 июня 1774 года, сразу после сдачи Осы, Скрипицын стал пугачевским полковником, но спустя всего лишь два дня он и еще несколько человек были повешены за то, что собирались отправить какое-то письмо представителям екатерининской администрации. Очевидно, что оно носило антипугачевский характер. Скрипицын вроде бы обещался во время боя с правительственными войсками уговорить солдат ударить по бунтовщикам. Письмо было составлено, но подпоручик Федор Минеев, принимавший участие в обсуждении планов Скри-пицына, донес обо всём самозванцу, за что был награжден чином полковника. Правда, через некоторое время новоиспеченный полковник бежал к противнику. Впоследствии секретная комиссия приговорила Минеева к двенадцати тысячам ударов шпицрутенами, после чего его следовало сослать солдатом в отдаленный гарнизон, однако во время истязания незадачливый перебежчик умер[673].
Второе происшествие под Осой случилось 21 июня. Самозванцу сообщили, что «башкирцы» привезли некоего человека, которому очень надо повидать «государя». Пугачев приказал привести его к себе в палатку, где в то время помимо самого «амператора» находились его приближенные. По словам Афанасия Перфильева, незнакомец был «росту среднего, лицом сухощав, рябоват, волосы темнорусыя с сединою, говорит пришепетывает, и коему лет около шестидесяти». (Кстати, описание гостя, сделанное на следствии Иваном Твороговым, довольно сильно отличается от перфильевского. В частности, Творогов считал, что тот был «лет сорока»[674].) Незнакомец зашел в палатку и поклонился самозванцу до земли.
— Што ты и зачем ко мне прислан, — спросил Пугачев, — и какие вести мне скажешь?
Пришелец назвался московским купцом Иваном Ивановым, поставлявшим на царские конюшни овес, за который государь якобы задолжал ему 1500 рублей. Однако не только корыстные интересы привели Иванова к «Петру Федоровичу».
— Меня, ваше величество, прислал сюда Павел Петрович посмотреть вас, подлинно ли вы родитель его, и приказал возвратиться мне к себе с отповедью.
— Што ж, дедушка? Узнал ли ты меня?
— Как не узнать, ваше величество? — отвечал купец, а затем, указав на свой зипун, добавил: — Мне кажется, вы меня жаловали вот этим зипуном и шапкою.
Затем он повернулся к пугачевским приближенным:
— Не сумнивайтесь, господа казаки! Он — подлинной государь Петр Федорович, я точно его знаю, и он вот жаловал меня зипуном и шапкою.
Самозванец, обрадованный таким поворотом разговора, приказал подать вина. Первую чарку выпили за государя, вторую — за «милосливую государыню Устинью Петровну», а третью — «за здоровье цесаревича Павла Петровича». Гость же объявил, что должен выполнить еще одно поручение наследника:
— Его высочество Павел Петрович прислал к вашему величеству подарки.
С этими словами Иванов вынул из кожаного мешка черную шляпу, обшитую золотым позументом, шитые золотом перчатки и желтые сапоги.
— Здоров ли Павел Петрович? Каков он? Велик ли? — засыпал приезжего вопросами Пугачев.
— Слава богу, он здоров и велик молодец, да ево уже обручили.
— На ком?
— Он обручен, не знаю, на какой-та немецкой принцессе.
— Как ее зовут?
— Наталья Алексеева.
— Ну, слава богу, — сказал растроганный «отец». — Дай бог, благополучно!
На этом радостные вести у купца не закончились:
— И от Натальи-та Алексеевны прислан подарочик к вашему величеству — два камня, да у меня далеко в возу завязаны, ужо принесу.
Еще гость сказал, что привез от Павла Петровича пороху «шездесят пуд». Правда, его пришлось оставить в Нижнем Новгороде на судне, положив в бочку и засыпав для маскировки сахаром.
Пугачев, весьма довольный таким оборотом, отпустил гостя отдыхать, однако, как позднее признавался на допросе, приказал своим приближенным:
— Смотрите ж за старичком-та, штоб он не ушол. Мне кажетца, он — обманщик. Статное ль дело, штоб Павел Петрович ко мне прислал подарки?
Иванов несколько раз приходил к самозванцу и просил отпустить его то в Казань, чтобы оттуда съездить за порохом в Нижний Новгород, то в Петербург, откуда он якобы собирался привезти самого Павла Петровича с женой. Пугачев, опасаясь, что посланец цесаревича шпион, до поры до времени и слышать не хотел о том, чтобы отпустить его[675].
ПОСЛЕДНИЕ УСПЕХИ И ПОРАЖЕНИЯ
Как во городе было во Казани