Пугачев

На подходе к Татищевой 27 сентября Пугачев поначалу попытался мирным путем склонить гарнизон на свою сторону: посылал в крепость казаков на «переговорку», а возможно, даже отправил туда «царский» указ. Понятно, что ни бригадир Билов, ни комендант полковник Григорий Елагин не собирались переходить на сторону самозванца. Еще до «переговорки» навстречу Пугачеву из крепости выдвинулся разведывательный отрад, который был разгромлен повстанцами. Когда же мятежники подошли ближе, Билов приказал Тимофею Подурову «со всеми казаками выехать за крепость» навстречу приближавшимся бунтовщикам и «разсыпаться по степи», полагая, что те, «устрашася» их «множества», отойдут назад. Однако, если верить следственным показаниям Подурова, получился обратный эффект — устрашились сами защитники крепости: увидев, что повстанцы открыли огонь по казакам Подурова, бригадир приказал отраду отступить в крепость. Впрочем, имеются сведения, что подуровцы в крепость не возвращались, а уже тогда перешли на сторону мятежников. Нелишне будет заметить, что еще в ночь с 26 на 27 сентября из Татищевой ушли калмыки.

Теперь повстанцы могли приступить к штурму. «А как был жестокой из крепости отпор», то Пугачев приказал поджечь вблизи от крепостных стен «лежащее в стогах сено», откуда огонь перекинулся на деревянные укрепления. Как вспоминал самозванец, «народ же, бывшей тамо, оробел, а мои ободрились и тотчас в крепость ворвались». В самой крепости серьезного сопротивления оказано не было. По словам Пугачева, «из ево толпы побито пять казаков: до смерти — три, да ранено два». Многие казаки и солдаты, находившиеся в крепости, сочувствовали «Петру Федоровичу». Последнее обстоятельство обусловило сравнительно небольшое число жертв. Захватив Татищеву крепость, самозванец «велел всех солдат привесть в верности в службе к присяге и остричь всех по-казачьи». А вот отношение к дворянам было куда более жестоким. Раненого бригадира Билова повстанцы добили во время взятия крепости. Вероятно, тогда же был убит и поручик Гаврила Соколов. Татищевского коменданта Елагина, его жену Анисью Семеновну и укрывавшуюся здесь вдову коменданта Рассыпной крепости Ведовского Ирину Даниловну повстанцы казнили. По словам самого Пугачева, последнюю (на допросе он ошибочно называл ее женой Билова), а также пятерых солдат он приказал повесить за то, что «они хотели ис Татищевой бежать и дать весть в Оренбурхе, что он, Емелька, овладел крепостью». Впрочем, по другим данным, Пугачев расправился с несчастной вдовой за то, что она спрятала от него свои деньги[260].

Однако некоторым дворянам в этот день «император» всё же оказал милость. Дочь Елагина, семнадцатилетняя Татьяна, была женой коменданта Нижнеозерной крепости майора Харлова. При приближении восставших к Нижнеозерной Харлов отправил жену к родителям в Татищеву крепость. Там Татьяна и ее одиннадцатилетний брат Николай были схвачены мятежниками. Как вспоминал сам Пугачев, яицкие казаки хотели их убить, но он не позволил и взял пленников под свою опеку. Татьяна стала наложницей самозванца, но в конечном счете и это не избавило ее и брата от расправы. Вначале ноября 1773 года казаки расстреляли Татьяну с Николаем под Бердской слободой, как утверждал на следствии Пугачев, без его ведома, «за то действительно, что я ее любил». Впрочем, существует версия, что сам Пугачев приказал расправиться с Харловой и ее братом, «осердясь на нее по наветам его любимцев»[261].

Почему гарнизоны Татищевой и прочих крепостей, находившихся на пути к Оренбургу, сочувствовали Пугачеву и так легко переходили на его сторону? Чиновник следственной комиссии Савва Иванович Маврин в одном из посланий императрице писал, что хотя в каждой из крепостей имелись воинские команды, таковыми они были только по названию, ибо «служивые люди являлись больше хлебопашцами, чем воинами». «…да они в том и невиновны, — оправдывал «служивых» Маврин, — для того, что все командиры в оных местах имеют свои хутора и живут помещиками, а они их данники». Что же касается самих крепостей, то и они, по мнению Саввы Ивановича, «только одно название имеют, а чем были ограждены, давно сгнило и в развалинах»[262].