Читаем Пугачев полностью

После этого штурма и осаждавшие, и осажденные на время прекратили активные боевые действия. Наступившие сильные морозы заставили Пугачева с войском перебраться из лагеря, находившегося между Бердской слободой и Маячной горой, в саму слободу в семи верстах от Оренбурга, которая до конца марта 1774 года стала своеобразной повстанческой столицей. Там «Петр Федорович» с комфортом устроился в теплом доме — не то что прежде. До переселения в Берду самозванец жил в походных условиях, ночевал или в палатке, или в кибитке, захваченной на хуторе советника Мясоедова. Как вспоминал писарь Полуворотов, побывавший в то время в плену у самозванца, в кибитку эту никто не имел права входить, кроме двух казаков (одним из них был Чика) и вдовы майора Харлова — той самой, которую Пугачев захватил в Татищевой крепости и сделал своей любовницей. Когда мнимый царь выходил из кибитки, то ему ставили кресло, сидя на котором он выслушивал и вершил «всякие дела». Приходившие к самозванцу люди кланялись ему в землю и целовали руку, а называли его «ваше величество», а порой просто «батюшка». Причем почтение это было вполне искренним, поскольку, по словам того же Полуворотова, повстанцы заочно продолжали почтительно величать своего предводителя «отцом».

Что же касается самих бунтовщиков, то до переезда в Берду они располагались в шалашах и балаганах, покрытых «для тепла» сеном, а также в землянках; лишь небольшая их часть разместилась по домам и сараям, когда 18 октября пугачевцы перешли в новый лагерь между Бердской слободой и Маячной горой. Однако обилие съестного и хмельного, как думается, вполне компенсировало все эти неудобства. Провиант в пугачевское войско свозили «из тех мест, коими он (самозванец. — Е. Т.) завладел». И, как отмечал очевидец, «скотины ж, отогнанной из разных мест, весьма у него много». Если же кому-то и этого не хватало, то он мог потребное прикупить себе, потому что в пугачевском лагере была разрешена торговля.

Разумеется, и в это время Пугачев делал всё возможное, дабы походить на взаправдашнего императора, а потому решил учредить гвардию, командиром которой стал Тимофей Мясников. С этой же целью и, видимо, примерно в это же время самозванец приказал некоторым своим приближенным взять фамилии виднейших екатерининских сановников: Чика стал Чернышевым, Чумаков — Орловым, а Шигаев — Воронцовым (в дальнейшем из всех этих новых фамилий прижилась только фамилия Чернышев). Думается, излишне пояснять, что «екатерининские орлы» и гвардейцы из яицких казаков, одетые в казачьи кафтаны, мало напоминали свои петербургские прототипы. Впрочем, это относилось и к самому «императору», носившему казачью шапку, плисовую малиновую шубу «да и шаровары такие ж».

Однако даже со стороны тех, кто понимал, что это маскарад, Пугачеву ничего не угрожало — до тех пор, пока ему улыбалась удача. Правда, самозванец, по всей видимости, понимал, что в любой момент она могла от него отвернуться. Поговаривали, что он выбрал 30 «самых лучших и резвых» лошадей, которых всегда содержал «на хорошем корму у себя», видимо, чтобы при необходимости ускакать со своим окружением от преследователей[318].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги