Пугачева против Ротару. Великие соперницы

Отметим, что рокерская среда в подавляющем большинстве восприняла содружество «Машины времени» с Софией Ротару как еще одну ступеньку вниз в деле продажности Макаревича и К° «загнивающей советской власти». Ведь в массовом сознании именно Ротару носила у молодого поколения звание официозной певицы № 1, исполняющей песни типа «Октябрь» или «Родина моя». Думается, снимись «машинисты» с Аллой Пугачевой, нападок на них было бы значительно меньше, поскольку та считалась певицей продвинутой, неофициозной, исполняющей даже песни на стихи столь почитаемого в либеральной среде репрессированного поэта Осипа Мандельштама. Однако соблазн попасть на широкий экран у «машинистов» был столь велик, что на мнение своих коллег по рокерской среде они попросту наплевали.

Между тем в устах Ротару (а также Михаила Боярского, который проходил по разряду лирико-романтических певцов, но отнюдь не социальных) песни «Машины времени» и в самом деле приобрели совершенно иной оттенок – они теряли свою социальную актуальность, превращаясь в разряд сугубо эстрадных. Да, это была эстрада высокого уровня, но асоциальная. Примеры?

Так, в песне «Барьер» Макаревич отдавал дань той коммерциализации, которая наступила тогда в СССР, в частности в эстрадной и рок-музыке. Другое дело, он сомневался в том, что многие рокеры теперь, когда стало многое (но еще не все) разрешаться, смогут с пользой для себя и для общего дела распорядиться этой свободой.

…Ты шел, как бык, на красный цвет,
И был герой, сомненья нет,
Никто не мог тебя с пути свернуть.
Но если все открыть пути —
Куда идти и с кем идти,
И как бы ты тогда нашел свой путь?..

И тут ты встал, не сделал шаг —

Открытый путь
Страшнее был, чем лютый враг
И вечный лед.

Под «вечным льдом», естественно, подразумевалась «треклятая» советская система, которая заставляла того же Макаревича, когда-то «бравшего любой барьер», и который раньше «бил, пока хватало сил, и был собой», продаваться и чувствовать себя при этом как-то неуютно, а то и вовсе прескверно. Как острили советские евреи-либералы: «и вкус противный Михалкова на губах» (имелся в виду Сергей Михалков, который при всех режимах чувствовал себя прекрасно). В устах Софии Ротару эта песня теряла свой первоначальный смысл, поскольку ее текст ложился на судьбу героини фильма – женщины, которая переживала драматические события в своей жизни, связанные с тяжелой болезнью.

В «Беге по кругу» слышались все те же стенания Макаревича, как по поводу его личной несвободы – дескать, как ему бедному осточертело чувствовать себя оседланной властью лошадью, которую заставляют бегать по кругу, а также стенать по поводу того, что он в одиночку несет на профессиональной советской эстраде знамя социального рок-протеста (вместо покойного Владимира Высоцкого). Дескать:

И с круга все сошли давно, остался только я,
Я должен обогнать себя – ведь каждый ставит только на меня.
И вот теперь я заперт в круг, друзей своих любя, —
Попробуй подведи-ка, друг, того, кто все поставил на тебя…

Здесь автор текста явно набивал себе цену. По его версии, выходило, что он жил себе тихо-мирно со своим рок-н-роллом, как вдруг проклятущая советская власть хвать его в охапку, затащила в профессионалы – и давай гонять по кругу, как ломовую лошадь. Хотя на самом деле все было иначе – никто силком Макаревича в профессионалы не тащил. Просто ему сделали предложение, от которого лично он не захотел отказаться. Об этом и надо было писать песни, а не заниматься мифологией. Другое дело, не будь этой мифологии, сколько бы фанатов было у «Машины времени»? «Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны?..»

Отметим, что эта песня в фильме звучала в исполнении самого Макаревича, однако бдительные цензоры оставили от нее рожки да ножки – сократили до полутора куплетов, дабы не дразнить зрителя аллюзивным текстом.

В песне «За тех, кто в море» речь на первый взгляд шла о моряках – сильных и смелых. Однако и здесь без подтекста не обошлось, причем уже не однажды возникавшего в предыдущих песнях Макаревича, и опять же морских: например, в «Полном штиле» (1977). Речь идет о навязшем в зубах брежневском «застое», которому Макаревич желает поскорее «загнуться» с помощью бури, которая в его понимании – весьма полезная штука: