Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

Вернувшись домой, Ева выбрала самую зеленую и бугристую грушу из килограммового пакета и поставила ее в нескольких дюймах от кувшина. Она отошла к своему мольберту с натянутым холстом. Чистым холстом. Окинула взглядом натюрморт в середине столешницы. Цвета гармонировали друг с другом, композиция была полностью уравновешена. Все сделано абсолютно правильно. Было ровно пять часов вечера.

На четвертый день Ева снова села за мольберт. Потом встала и походила по комнате. Опять села за мольберт. Встала и заварила себе чашку чая. Травяного чая. Снова села за мольберт. Вздохнула. Взгляд ее упал на жестяную коробку с акварельными карандашами «Дервент». Прошло несколько месяцев с тех пор, как она брала их в руки в последний раз. Когда она открыла коробку и вытащила верхний ярус, сразу бросилось в глаза, что карандаши разложены не по порядку. Она выложила их на стол рядом с натюрмортом и рассортировала по номерам, так что вместо случайного сочетания оттенков они образовали гармоничную радугу. Некоторые карандаши, например номер шестьдесят два жженая сиенаи номер пятьдесят шесть сырая амбра,уменьшились вдвое. Другие, такие как номер тридцать семь восточный голубойи номер двадцать три императорский фиолетовый,— были длинные, как новенькие. Но даже среди почти не использованных карандашей некоторые почти затупились. Поэтому она взяла точилку и начала. С номера первого — желтого цинкового.

Она уже принялась за номер сорок один нефритовый зеленый,когда услышала, как к дому подъехала машина. В окно было видно, как у ворот остановился старый-престарый маленький красный автомобильчик с вмятиной на передней двери со стороны водителя. Это был автомобиль ее подруги Рози…

Да, это была я, в ту пятницу мне пришлось сделать трудный выбор, и я предпочла лекции по этике СМИ поездку за город. Она смотрела, как я выбираюсь через дверь со стороны пассажирского сиденья, а потом вытаскиваю плетеную корзину для пикника, под клетчатой крышкой которой притаились две бутылки дешевого вина с заднего сиденья.

— Рози… — начала она.

— Не смотри на меня так. Ты ведь можешь сделать перерыв на обед.

— Обед?

— Ева, сейчас полвторого.

Ева взяла корзину, внесла ее в дом и поставила на стол, пытаясь заслонить собой кучу стружек без одной трети всех цветов радуги. Не тут-то было.

— Я, э-э-э… — промямлила Ева, пытаясь изобрести оправдание.

— О господи! Неужели все так плохо?

На пятый день Ева полностью разочаровалась в оранжевом пепине. Она хотела, как это представлялось ей в мечтах, чтобы это место на ее картине занимало такое сияющее яблоко, которое Лукас Кранах Старший изобразил на древе над рыжими головами своих Адама и Евы.

Картина Кранаха стояла у Евы перед глазами почти во всех деталях. Она помнила рыхлое тело Евы, бугристое, как ее груша. Она видела, как Адам озадаченно чешет в затылке, представляла целый зоопарк спокойных зверей у его ног и похожую на зеркальное отражение буквы S змею возле ствола дерева. Но хотя она помнила, что яблоки сияли в листве, как звезды, помнила их роскошные золотые и красновато-оранжевые оттенки, ей никак не удавалось вспомнить, были на них полоски или нет. Внутренним взором она перескакивала с одного варианты на другой. Полосатые яблоки, одноцветные яблоки, полосатые яблоки, одноцветные яблоки. Полосатые. Одноцветные. Какой вариант был настоящим, а какой придуманным, понять не удавалось.

Ева знала, что где-то в книжном шкафу у нее есть репродукция. В одном из дорогих томов по истории искусств, которые она, не удержавшись, купила в книжном рядом со своей бывшей работой, точно была репродукция Кранаха, которая даст ответ на загадку и решит судьбу оранжевого пепина.

Ева вынимала с полки книгу за книгой, просматривая оглавления. Дега, Констебль, Сезанн, Шагал… Не веря своим глазам, она внимательно пролистала каждую книжку, страницу за страницей. К обеду Адам вернулся из сарая домой и застал ее, безутешную, посреди моря раскрытых книг.

— Ну, ладно тебе, Эви, — сказал он. — Отдохни немного.

На шестой день было воскресенье, и это была уважительная причина.

На седьмой день, ближе к полудню, Ева почти закончила свою миссию. Она дошла до номера шестьдесят шесть — шоколадный цвет.Вообще-то она не собиралась заниматься карандашами. Она даже запретила себе их точить. Но потом поняла, что если заточит все карандаши от первого до последнего, это будет доказательством того, что она вообще в состоянии что-то закончить. А как только она покончит с карандашами, то сможет начать писать маслом.