Она одёргивает руку, и я отпускаю ее запястье, вытирая лицо салфеткой. Я вижу, как она подходит к висящему на стене шкафчику с аптечкой; он всегда там висел, но я удивлен, что она это помнит. Затаив дыхание, я смотрю, как она открывает шкафчик, достает оттуда большую упаковку пластырей и, высыпав несколько себе на ладонь, выбирает один. Затем снова идёт ко мне.
— Вот, — бормочет она.
Я наклоняюсь к ней, чтобы она прилепила пластырь мне на щеку. Ее холодные пальцы кажутся ледяными на моей пылающей коже. Пылающей безо всякой причины, за исключением того факта, что я сгораю изнутри, лишь оттого что она стоит здесь, живая, из плоти и крови и прикасается ко мне.
— Что тебе нужно? — спрашиваю я.
Закусив внутреннюю сторону щеки, она делает шаг назад.
— Мне нужно, чтобы кто-то отвез меня в Лоун Пайн, что в Калифорнии, — произносит она.
— Я тебя отвезу, — через чур быстро говорю я.
Затем до меня доходит, насколько нелепым это может показаться — её зовёт прокатиться парень, который разбил свою машину и убил ее мать.
— Я больше не пью, — быстро добавляю я. — Восемь лет в завязке.
— Я не волнуюсь насчёт твоих водительских навыков, — тихо говорит она.
— Мне просто казалось, что тебе запрещено пересекать границы штата, — добавляет она.
— Запрещено, — отвечаю я. — Но я это сделаю. Для тебя.
Да для нее я бы спалил к чертям весь этот город.
— Когда тебе нужно ехать?
Она оглядывает почти пустой гараж.
— Сейчас.
—
Ее лицо мрачнеет.
— Забудь, — говорит она, поворачиваясь к задней двери гаража. — Это была дурацкая затея.
— Эй, эй, — говорю я, метнувшись к двери до того, как она успевает ее открыть.
Я преграждаю ей путь, не даю притронуться к дверной ручке, и она смотрит на меня.
Почему-то я думал, что Кэсси меня испугается. Но она не боится. Она терпеливо ждет, что я скажу.
— Дай мне запереть гараж, — говорю я. — Пять минут.
Кажется, всё ее тело моментально расслабляется. Опять же, кто-нибудь, кто ее не знает, может, этого бы и не заметил. Но я знаю Кэсси. Я люблю Кэсси. И я бы отвез ее к самим вратам ада и прорвался в преисподнюю, если бы ей только захотелось туда попасть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
За свои двадцать пять лет я ни разу не выезжала из Невады.
На самом деле, это печально. Граница так близко к Ган-Крику. Вверх по горному перевалу, оттуда на другую сторону, и через долгие километры старых городов-призраков и пустынных полей. Где-то на трассе 268 Невада переходит в Калифорнию, там стоит едва заметный знак пересечения границы штата, такой ничтожный, что моргнув, вы его пропустите.
Я не пропускаю.
Мы в машине Пайка — старом седане, видавшем лучшие времена. Я, вообще-то, предпочла бы, чтобы мы находились в гигантском грузовике, в котором центральная консоль, отделяющая водителя от пассажира, такая широкая, что приходится кричать, чтобы друг друга услышать. В этой машине мы с Лео так близко, что его рука задевает мою каждый раз, когда он касается рычага переключения передач.
Мы говорим исключительно о нашем маршруте; на какую дорогу свернуть, сколько осталось времени. У меня нет телефона. Боясь, что Дэймон отслеживает меня по GPS, я оставила телефон дома, под подушкой, с кучей одежды, сваленной в форме тела, которое в темноте можно ошибочно принять за мою спящую фигуру.
— Эта штука может ехать быстрее? — в какой-то момент спрашиваю я.
Лео ухмыляется.
— Вижу, ты в таком же восторге от этого куска дерьма, что и я, — не сводя глаз с дороги, отвечает он. — Я и так мчу под девяносто. Если меня остановят за границей штата, твой отчим ещё до заката отвезет меня обратно в «Лавлок».
У меня внутри всё сжимается. Я прекрасно осознаю тот риск, которому подвергаю Лео, попросив его поехать со мной в Калифорнию. Я — эгоистичная сука.
Нас не поймают. К тому времени, как Дэймон заметит, что меня нет, если он вообще это заметит, мы уже будем на обратном пути в Ган-Крик, и о нашей маленькой поездке в Лоун Пайн никто не узнает.
— Итак, — словно прочитав мои мысли, говорит Лео. — Напомни мне ещё раз, куда мы едем?
— Так, никуда.
— Так, никуда, — повторяет он. — Ладно. Думаешь, там есть еда и заправочная станция?
Я смотрю на него и на короткий миг, мне кажется, что мы с ним снова подростки, а последних лет десяти просто не было.
— Мы едем в Лоун Пайн, умник. И да, там есть и еда, и бензин.
— Хорошо, — внимательно глядя на дорогу, говорит Лео и его губ касается лёгкая улыбка. — Я умираю с голоду.
***
Три часа спустя Лео сидит на главной улице в ресторане, славящимся лучшими в городе гамбургерами и картонным манекеном Джона Уэйна в натуральную величину