2. Подчинившись указанию самого раненого, секундант Данзас привёз тяжелого больного не в госпиталь (больницу), а домой, где невозможно было осуществить надлежащую медицинскую помощь. Впрочем, по прибытии именитых докторов на Мойку никто из них даже не предложил госпитализацию.
3. Доктора не стали оперировать раненого Пушкина, ограничившись консервативной терапией в рамках общепринятых норм ведения больных с подобной патологией.
4. Трагичному финалу во многом способствовала «капитулянтская» позиция докторов, столкнувшихся с серьёзным огнестрельным ранением: они просто-напросто не знали, что делать!
Так кто же виноват?
Отчасти доктора. Но, повторюсь, отчасти. И лишь потому, что не решились пойти на операцию. Тактика ведения пациентов с аналогичными ранениями позволяла врачам сделать выбор в пользу как хирургического, так и консервативного лечения. И они этот выбор сделали. Всё остальное уже не имело никакого значения. Консервативные мероприятия, предпринятые докторами, лишь усугубили мучения поэта. Опий и парентеральные (в частности, подкожные) вливания могли существенно облегчить его общее состояние, но не спасти жизнь. Пушкин был обречён. Но об этом знал только доктор Арендт и его окружение…
Хотя – нет. Знал это и сам Пушкин. С самого начала поэт всё понял; даже если бы профессор Арендт ему ничего не сказал. И когда Данзас отнял у отчаявшегося раненого дуэльные пистолеты, со смирением обречённого осознал: уходить будет в мучениях… После этого пришлось терпеть, держаться и скрипеть зубами… Не пристало русскому человеку ныть и плакать. Заплачь – и уже завтра об этом заговорит весь Петербург. А этот мусье… Нет-нет, только не о нём!..
Пушкин лежал и с умилением смотрел на малюсенькую родинку на шее Натали. Об этой родинке знал, пожалуй, только он: её становилось видно, когда жена смотрела чуть в сторону. Вот и сейчас Наталья Николаевна потянулась за ягодой и в награду за его терпение непроизвольно показала эту родинку. После этого поэт с каким-то торжественным благоговением проглотил последнюю кислинку и попросил супругу выйти.
Этот измученный человек понимал, что никогда больше не увидит свою Натали – женщину, которую безумно любил. Ведь где-то рядом, совсем близко уже бродила бесшумная тень – то ли Кот Учёный, то ли Русалка, что на ветвях… Он понемногу начинал узнавать Лукоморье… То самое, невыдуманное.