Пуговица, или серебряные часы с ключиком

Да, что и говорить, поставили они хоть и небольшое, но настоящее рыболовецкое дело. На перемете у них триста пятьдесят поводков! Каждое утро они поднимают из воды две верши и относят их сушить под ольхой. А ставная сеть сушится на балке. Теперь и четырехугольный подъемник готов. Хорошо было бы еще небольшой невод завести.

— Хлопковая нить нужна, Генрих. Ох как нужна! — говорит старый Комарек, и оба они гордятся уже приобретенным.

На следующий день Комарек выходит косить траву под ольхой. Он не крестьянин и как-то неловко размахивает косой. Но им нужно сено — у них лошадь: зима заявится, они потребуют себе Орлика.

21

— Неплохо у тебя получается, Отвин. Но я бы большой пароход вот тут нарисовал.

— Есть уже пароход.

— Маленький очень.

— Он ведь в воде.

— Все равно я бы его во много раз больше нарисовал.

Лето уже подходит к концу. На ветвях яблоньки висят маленькие кругленькие яблочки.

— Понимаешь, Отвин, маленький он очень, море вот-вот проглотит его.

— Это он так далеко от берега уплыл и совсем один там.

— А мне кажется, он тонет.

— Не знаю, может быть, он и потонет.

— Я не дал бы ему утонуть, Отвин. Я бы его так нарисовал, чтобы он ни за что не утонул…

В воздухе плавают паутинки. Ребята отмахиваются.

— Понимаешь, если он пойдет ко дну, значит, он маленький слишком. Потому его и надо нарисовать большим.

— И большие пароходы тонут.

— Нет, они не так легко тонут, как маленькие.

— Все равно тонут.

— Не так легко, Отвин. Давай нарежем проволоки для дяди в свитере. Я кусачки дедушки Комарека прихватил.

Немного погодя они и впрямь прошли по-над берегом озера, пересекли речушку Губер и поднялись на раутенберговский выгон. Здесь они срезали нижнюю проволоку ограды. Но дело это оказалось нелегким. Все же они несколько дней приходили сюда и резали штифты прямо на месте.

В один прекрасный день они отнесли полный фанерный чемодан в Шабернак.

— Сегодня он обязательно приедет.

Они стояли одни на платформе. Поезд все не приходил. Дул холодный ветер, и мальчишки засмотрелись на воробьев, как они тряслись и пушили перья.

Отвин озяб, сидя неподвижно на чемодане.

— У тебя был когда-нибудь друг? — спросил он неожиданно.

Генрих сказал:

— Был бы у нас сейчас коммунизм, мы пошли бы в магазин и выбрали бы себе по теплой курточке.

— У меня никогда не было друга.

— А то и взяли бы себе два овчинных полушубка.

— Сказать тебе стихотворение?

— Скажи.

— Только я его сам сочинил.

— Все равно скажи.

— Это про весну.

— Скажи, скажи, Отвин!

Ветры в апреле
Не потеплели,
А я увидел, как за неделю
Первые почки зазеленели.

— Ты правда сам сочинил, Отвин?

Отвин кивнул. Оба сидели и растирали себе руки — так было им холодно.

— Красивое стихотворение, — сказал Генрих. — Но понимаешь, Отвин, не можем мы с тобой быть настоящими друзьями. Потому как мы с тобой не братья по классу. Не пролетарий ты, понимаешь?

— Я же не виноват.

— Нет, ты не виноват, Отвин.

— А разве мы с тобой из-за этого не можем быть друзьями?

Когда поезд подходил к маленькой станции, человек в заплатанном свитере увидел обоих мальчиков на платформе. Сошло всего несколько пассажиров: кто направился в деревню, кто в лес. Человек в свитере очень удивился, заметив, что мальчишки машут ему.

— Вы это меня тут ждете?

Оттащив чемодан в сторону, ребята открыли его и очень обрадовались, увидев, как удивился человек в свитере.

— Я же ничего взамен вам не могу дать, ребята, — сказал он, пробуя проволочные штифтики.

— А мы это так.

— Мы их на нашем выгоне нарезали, — сказал Отвин.

Дождавшись, когда платформа опустела, ребята пересыпали штифтики в чемодан человека в свитере.

— Мы его только десять шагов несли, а потом отдыхали.

Мальчишки были очень взволнованы и наперебой рассказывали, что собираются через три дня принести еще полный чемодан с проволочными штифтиками. Однако человек в свитере сказал, что он в последний раз здесь и больше они никогда не увидятся.

Ночью, уже в поезде по дороге домой, человек в свитере думал о мальчишках. Пытался представить себе деревню, в которой они живут. «Хорошо, что они сказали, как она называется, — решил он. — А у одного из мальчиков очень болезненный вид. Не простой мальчонка, должно быть. Да и второй тоже. Но только в ином плане, да и хвастунишка, пожалуй. Нет, нет, он тоже не простой».

Он подумал о курсах, на которые он намеревался поступить и перед которыми испытывал немалый страх. «Интересные ребята, — подумал он. — Но вряд ли ты когда-нибудь их снова увидишь».

Ночь была темная, поезд еле-еле плелся. Кто-то чиркнул спичкой, закурил.

22

Что это? Журавли курлычут?

Над озером проносится тучка, вытягивается в длину, поворачивает, круто взмывает ввысь и исчезает. Вдруг она снова здесь разворачивается, становится черной, и… делается видно — тысяча скворцов! По одному они падают в желтеющий камыш.

Время щуке стоять в мелководье.