Пуговицы

Лиза несколько лет ходила на танцы и обожала их. А вот ее мама считала, что, вместо того чтобы готовиться к ЕГЭ, она тратит время на ерунду, и не хотела оплачивать занятия. На выступления дочери в клуб она ни разу не пришла, и Лиза очень рассчитывала затащить ее на школьный концерт, на котором она выступит круто.

Предполагалось, что танцевать Лиза будет с Филом, а я с Бэзилом, но, узнав, что репетиции проводит Надя, Бэзил отказался наотрез. Фил заупрямился – не хотел в одиночку выглядеть дураком, и, несмотря на Лизины мольбы, выступление оказалось под угрозой. Чтобы ее как-то утешить, я согласилась танцевать с Липой. Однако тот был не в состоянии выполнить даже самую простую поддержку, и после одной бестолковой, но жутко смешной репетиции с ним физручка неожиданно привела мне в пару Томаша.

Поначалу я думала, что умру от смущения и неловкости, но вскоре эта вынужденная близость превратилась для меня в необходимость. Я ждала эти репетиции, как не ждала их Лиза, совершенно отчетливо чувствуя, что Томаш тоже им рад. И пока я не застукала его целующимся с Надей в торговом центре, мне казалось, что между нами происходит нечто особенное.

В последний день перед школьным концертом Фил не просто притащился на репетицию пьяным, но и зачем-то привел с собой Бэзила.

Как только тот появился в дверях актового зала, где мы репетировали, я поняла, что вечер закончится плохо. С ног они, конечно, не валились и разговаривали вполне связно, но вели себя отвратительно: кривлялись и над всем ржали. Надя несколько раз попросила Бэзила уйти, но он только запальчиво отвечал: «Ко мне или к вам?» и еще что-то в этом роде. А когда она прекращала препираться с ним и отворачивалась, Бэзил подкрадывался сзади: то руку на плечо положит, то по волосам погладит, то по спине. Надя вздрагивала, замахивалась, Бэзил отскакивал, и они с Филом истерически хохотали.

Фил отрывался по-своему. В тот момент, когда они с Томашем подхватывали нас с Лизой и кружили, он то и дело подстраивал так, чтобы мы с ней столкнулись ногами.

Лиза ругалась, я тоже, но Филу и трезвому сложно что-то объяснить, а уж нетрезвому и подавно. Все шло к тому, что нам придется разойтись по домам. После одного из таких столкновений Лиза не выдержала и со злостью отпихнула Фила, тот отпрянул и снес Липу, который, забравшись на водруженный на парту стул, закреплял на заднике кулис растяжку с надписью «С днем рождения, школа!». Падая, Липа ухватился за растяжку и на несколько секунд повис на ней. Потом клеенка треснула, растяжка оборвалась, и он свалился Филу под ноги. Надя принялась кричать, что Липа недоделанный, беспомощный и кривой. Я вступилась за него. Тогда внезапно с еще большей злостью она накинулась на меня. Высказала, что я невоспитанная, наглая и развратная малолетка, что у меня кривые ноги, длинный нос и плоская задница.

Прежде чем я очнулась от удивления, Бэзил выдал тираду, в которой из приличных слов были только местоимения. Надя пригрозила, что пойдет к директору (та как раз еще была в школе), и Фил недвусмысленно обозначил: если она на них настучит, то пожалеет. Надя рассчитывала на поддержку Томаша, но он просто сидел, свесив ноги, на краю сцены и, не обращая внимания на происходящее, переписывался с кем-то по телефону. Наде даже пришлось его окликнуть: «Слава! Ты не хочешь ничего сказать?» Томаш поднял голову, мельком оценил обстановку и равнодушно ответил: «Нет». В ярости Надя вылетела из зала и больше не вернулась.

Все, что происходило до сцены, повторяющейся в моем сне, я помнила отлично, однако случившееся после вспоминалось неясно и с трудом. Мне теперь было сложно отличить реальное от множественных интерпретаций сна.

Когда взбешенная Надя выбежала, Лиза начала кричать на Фила, потом на Бэзила, и парни тут же отправились курить. Лиза расплакалась. Липа принялся извиняться и утешать ее. Вернувшись, Фил с Бэзилом стали ржать над Липой, вспоминая, как он висел на растяжке, как падал, какое у него было лицо в это время. Липа обиделся и ушел. Я сказала Бэзилу, что он козел, а Лиза забрала Фила для разговора наедине. Они вышли. В этот момент у Томаша зазвонил телефон, он спрыгнул со сцены и тоже вышел из зала. Оставаться наедине с идиотничающим Бэзилом не было никакого желания, и я пошла вниз. В коридорах школы стояла тишина. Из директорского кабинета не доносилось ни звука.

Только дверь в учительский туалет, который обычно запирался на ключ, была немного приоткрыта, оттуда сильно тянуло холодом.

Я заглянула туда. Надя стояла ко мне спиной возле открытого окна. Я вошла, и она резко развернулась. Молния на ее белой олимпийке была расстегнута, как если бы ей вдруг стало жарко. Рукава собраны до локтя. Волосы, прежде поднятые в хвост, растрепались. В пронизывающем голубом взгляде бушевала ненависть.

– Ты что думаешь, маленькая гадина, ты мне хоть что-то сможешь сделать? – зашипела она, медленно приближаясь. – Ты меня не знаешь. Ты меня совсем не знаешь! Тебе не стоило в это лезть!

Я мужественно удержалась, чтобы не выскочить в ту же секунду за дверь.