Пуговицы (СИ)

Я рассматривала его руки, пальцы, ладони, широкие запястья, родинки на покрытых темными волосками предплечьях, мышцы на бицепсах, ключицы, выглядывающие из-под серой домашней футболки, склонённую шею и пульсирующую венку на ней, мочку уха, подбородок и, останавливаясь на губах, зачарованно наблюдала, как они двигаются. Это было совсем не похоже на то, как я разглядывала его в школе. Тогда я злилась на саму себя и стыдилась этой слабости. Теперь же радовалась, как радуются дети, которым больше не нужно таскать конфеты тайком и можно объедаться сколько влезет.

— Ты опять меня не слушаешь, — делал замечание он.

— Слушаю.

— Тогда повтори, что я только что сказал.

— А можешь ещё раз объяснить?

— Прикалываешься?

— Нет, просто мне нравится смотреть, какой ты умный, а когда произносишь слово «конденсатор», в груди всё просто замирает.

Он улыбался:

— Ты устала? Хочешь, сделаем перерыв?

Я всегда соглашалась на перерыв, потому что развести Славу на него ничего не стоило, а после к урокам мы редко возвращались.

Даша постоянно находилась дома, поэтому мы или играли все вместе в Джаст Дэнс или в Клюдо, ходили на залитые горки в парке или на каток на той стороне шоссе. Или готовили что-нибудь и просто болтали.

Томаш в моём присутствии ни разу не ругался на сестру и не повышал голос, иногда он был с ней строг, но неизменно спокоен. Девочка не спорила, если вдруг он что-то запрещал или одёргивал её, тут же соглашалась, не пытаясь испытывать его терпение. Они никогда не ссорились и понимали друг друга с полуслова.

В их доме у меня были свои тапочки, тёплое место возле стены, а ещё появилась своя чашка.

Не удивительно, что Надя так стремилась сделать их своей семьёй. От них не хотелось уходить, их хотелось любить и с ними хотелось остаться.

Один раз я отвела Славу в торговый центр. Нарочно зашли в тот же самый магазин, где я их видела с Надей, в ту же примерочную и целовались там до тех пор, пока нас не выгнала продавец.

Гештальт закрылся, но радости от такой победы я не почувствовала.

Передав ему руль от своей «неуправляемой машины», я с облегчением решила больше не беспокоиться ни о чем. Слава настоял, чтобы я познакомила его с Кощеем, стал приносить ему пиццу и отпрашивать меня гулять по вечерам.

Кощей продал свою машину, и, хотя она была старая и не очень хорошая, у нас появилось немного денег. Из квартиры он почти не выходил и как-то будто даже притих. Ворчать, конечно, не перестал, но уже не так громко, как прежде, и без явного удовольствия. Может, из-за болезни не хватало сил, а может, ему, как и мне, неожиданно понравилось это удивительное спокойствие, которое вдруг наступило.

В гипермаркете я купила три засыхающие ёлочки с тонкими стволиками и почти совсем голыми веточками в маленьких пластиковых горшочках. Они валялись в картонной коробке рядом с кассой. Земля в горшках была такая сухая, что, казалось, будто они проросли через камень. Рядом с ними в соседней коробке стояли такие же маленькие ёлочки, но ещё зелёные и пушистые. Зелёные стоили — сто пятьдесят рублей, а сухие пятьдесят. Я подумала и купила сухие. Все три. Потому что если бы я их не взяла, то и никто бы не взял. И они умерли.

Дома я поставила горшки в миску и наполнила её водой. Земля долго булькала, а потом разбухла, и серая жижа заполнила весь горшок.

Надежд, что они позеленеют до Нового года, я не питала, но было здорово спасти кого-то, пускай даже маленькие, никому не нужные, засыхающие ёлочки.

И всё вроде бы складывалось хорошо, мне даже Надя все эти дни ни разу не снилась, и тем не менее было кое-что довольно странное и одновременно пугающее, нечто, о чём я никому не рассказывала, опасаясь вызвать новую волну осуждений.

После Лизиного падения в яму и того случая у меня в квартире, мне начало казаться, будто за мной кто-то следит: то идёт попятам, как тогда после Хеллоуинской вечеринки, то скрывается среди толпы в магазине, то маячит тёмной расплывчатой фигурой под окнами, то сидит позади нас в самом конце автобуса. Был ли это всего лишь мой страх или же всё-таки у него имелись основания, я не знала. Но тревожность не проходила, и даже спокойные семейные вечера у Томашей никак не могли её унять.

Счастье, хоть Кощей вернулся и теперь его орущий телек превратился в один из последних столпов моего миропорядка.

Тонкое затишье неопределённости нарушилось в один миг. Обычным воскресным днём, без какого-либо моего вмешательства и желания.

К двенадцати часам я пошла в школу — убираться, после чего должна была быстро забежать домой, переодеться и сразу же ехать к Славе. Это был тот день, когда он отвозил Дашу на встречу с Марком, и у нас появлялось несколько часов, чтобы остаться наедине.

Я намеревалась немного схалтурить, чтобы освободиться побыстрее, но, когда прибежала в школу, обнаружилось, что именно в этот день Тамара Андреевна решила поработать.

Она иногда так делала. Приходила по воскресеньям, чтобы посидеть за компьютером, и торчала в школе допоздна. Как в тот злополучный день репетиции.