Пух и прах

– Тебя послушать, так он, получается, классный мужик.

Полли пожала плечами.

– Я ошибаюсь? – изогнул бровь Хоуз.

– Скажем так, он не в моем вкусе.

– Вот как, – многозначительно промолвил детектив.

– Я бы сказала, что он изрядная сволочь, – добавила Полли.

– Что случилось?

– Вчера вечером он пришел ко мне.

– Во сколько? В котором часу? – Хоуз подался вперед.

– Наверно, где-то около девяти, девяти тридцати.

– То есть после начала симфонии, – задумчиво промолвил Хоуз.

– Что?

– Да нет, ничего, просто мысли вслух. Продолжай.

– Сказал, что у него для меня сюрприз. Мол, если я зайду к нему, то он меня кое-чем порадует.

– И ты согласилась?

– Сперва я спросила, о чем идет речь, – мотнула головой Полли, – а он сказал, что даст мне то, о чем я мечтаю больше всего на свете.

– И в итоге ты все-таки к нему пошла.

– Да.

– У него в комнате было что-нибудь необычное?

– Например? – Девушка недоуменно посмотрела на детектива.

– Например, снайперская винтовка с оптическим прицелом, – пожал плечами Хоуз.

– Нет. Ничего такого у него там не было.

– И о каком приятном сюрпризе он вел речь?

– О дури, – коротко произнесла Полли.

– У него был героин? Он позвал тебя к себе в комнату, чтобы предложить тебе героин? Я все правильно понял? – уточнил сыщик.

– Да, все так.

– И он предложил тебе его даром? Бесплатно?

– Денег он не просил, но… – Девушка запнулась.

– Что «но»? – впился в нее взглядом Хоуз.

– Он заставил меня вымаливать у него дозу.

– В каком смысле?

– Он показал мне пакетик, разрешил попробовать – мол, убедись, что там настоящий герыч, а потом… он сказал, что даст мне дозу, если я ее вымолю.

– Ясно.

– Он меня дразнил ею… Изводил… наверное, часа два, – девушка покачала головой, – все поглядывал на часы и заставлял делать… всякое разное…

– Что именно?

– Всякие глупости. Например, он попросил ему спеть. Заставил меня исполнить «Белое Рождество»[6]. Это у него юмор такой был – герыч ведь белого цвета. Он знал, как меня ломает, как мне нужна доза, и поэтому заставлял петь «Белое Рождество» снова и снова. Эту песню я ему спела подряд раз шесть, а то и семь. Он слушал и все поглядывал на часы.

– Продолжай, – ободряюще кивнул Хоуз.

– Потом попросил меня раздеться, но… не просто снять одежду, а сделать это эротично… ну, как в стриптизе… Понимаете? И я это сделала. А потом стал… стал издеваться надо мной, над моей внешностью, над фигурой… Я… Он заставил меня стоять перед ним голой и слушать его… Как он говорил о том, какая я глупая и жалкая. Причем он то и дело уточнял, действительно ли я хочу получить дозу. Потом он взглянул на часы – уже было около одиннадцати, а я все упрашивала дать мне уколоться… все умоляла его… Тогда он приказал мне станцевать вальс, потом шэг[7]. Я вообще не поняла, что он от меня хочет. Какой еще, на хрен, шэг? Что это за танец? Вы хоть раз о таком слышали?

– Слышал, – отозвался Хоуз.

– Короче, сплясала ему как смогла. Я бы за дозу вообще сделала все на свете. Наконец он велел мне встать на колени и рассказать, почему мне так нужен этот пакетик с герычем. Я должна была двинуть речь минимум на пять минут о том, почему торчкам так тяжело без дури. Он засек время и стал смотреть на часы, а я все говорила и говорила… Меня в тот момент уже колбасило совершенно не по-детски, меня всю трясло… Я хотела вмазаться, больше чем… – Полли закрыла глаза. – Я заплакала… Я говорила и ревела, говорила и ревела. Наконец он оторвал взгляд от часов и сказал: «Пять минут истекли. Держи свою дрянь и катись к чертовой матери отсюда». С этими словами он швырнул мне дозняк.

– В котором часу это было?

– Наверно, минут в десять двенадцатого. Часов у меня нет – давно их заложила. Но у меня из окна видно цифровое табло на небоскребе «Мьючуал». Когда я кололась, оно показывало четверть двенадцатого, значит, дозу он мне кинул где-то в одиннадцать десять.

– Говоришь, он постоянно на часы поглядывал?

– Ага, словно боялся куда-то опоздать.

– Так все и было, – кивнул Хоуз. – Он боялся пропустить жертву, которую в итоге застрелил из своего окна. Вот, значит, как он развлекался, дожидаясь окончания концерта. Милейшей души человек, этот мистер Ореккьо.

– Знаете, что я вам еще про него скажу? – промолвила Полли.

– Что?

– Он мне дал просто потрясный герыч. – Лицо девушки приобрело мечтательное выражение, а глаза словно подернулись дымкой. – Лучшее из всего, что я пробовала за всю свою жизнь. Меня вштырило так, что он мог хоть из пушки у себя в комнате палить, я бы все равно ничего не услышала.

* * *