Пулеметчик

Самая драка случилась у эсдеков в Брюсселе между ленинцами и мартовцами, только позиции малость сместились ввиду наличия “платформы Большева”. Аграрный вопрос включили в программу без возражений, потому как ожидался съезд эсеров и такую повестку отдавать друзьям-соперникам было никак нельзя. Право наций на самоопределение из программы вылетело, причем, что характерно, по настоянию поляков и бундовцев, считавших что такое право приведет к всплеску национализма и дискриминации (как в воду глядели, только вот лет на девяносто ошиблись). Диктатуру пролетариата компромиссно прописали в качестве ну очень отдаленной цели, а вот членство приняли в “мягкой” форме. Бунд признали единственной еврейской рабочей партией, пусть они с другими еврейскими группами сами разбираются, Плеханов, разумеется, метал громы и молнии по поводу “экономической” части программы и в конце концов гордо покинул съезд.

Очень забавным вышло принятое по настоянию “большевиков”-большевцев заявление о союзниках, партия декларировала, что считает таковыми всех, нацеленных на свержение самодержавия и готова с ними сотрудничать. Понимай как хочешь, только ли о социалистических группах идет речь или это сигнал всяким там англичанам и японцам. Впрочем, так и было задумано, нам нужна была приманка для “чужих” денег.

Примерно в том же духе прошел съезд эсеров — “большевики” во главе с Черновым с несколько меньшей интенсивностью поцапались с “боевиками” Гершуни, приняли программу социализации земли, так и не отказались от применения террора, хотя и смягчили формулировки и тоже бахнули широковещательное заявление о о бескомпромиссной борьбе с царизмом и необходимости широкого союза.

Потом все разъехались информировать комитеты на местах, но в мае Зубатов таки смог выследить и арестовать Гершуни, Боевая организация лишилась второго подряд руководителя и все ее дела остались на откуп Азефу.

***

Вторую партию пулеметов датчане продали нам без вопросов, стоило лишь мне и Красину привезти уже подписанные венесуэльцами бумаги. Ну а что, солидные клиенты, ничто так не укрепляет доверие, как предоплата. А уж сеялки-веялки мы купили вообще влет и отправился кораблик с подобранной командой на Борнхольм, “ремонтировать машину” и менять документы. Ну а мы двинулись в Стокгольм, встречать груз и готовить его дальнейшую переброску в Финляндию.

Это просто счастье, что морской путь из Дании в Швецию занимает всего 3–4 часа, мне на несколько лет вперед хватит морских путешествий… За три дня в Стокгольме мы с Леонидом встретились с местными социал-демократами и договорились о школах “практиков”, причем даже не об одной, а сразу о трех — народу у нас прибавлялось и готовить решили по максимуму, бог его знает, как там дальше повернется, деньги пока есть, а люди всегда пригодятся.

А пока пароход не пришел, мы гуляли по городу и обсуждали наши дела. Бродили мы все больше в Вазастане, где водятся настоящие карлсоны, а еще — очень много ручных тележек и мальчишек школьного возраста, причем большинство из них носили матроски. Я еще поинтересовался у местных, что это, форма в гимназиях или что? Нет, просто популярная детская одежда — матроска, бескозырка, брючки чуть ниже колен и чулки. Вообще, если бы не вывески и не язык вокруг, вполне можно было посчитать себя в Петербурге. Примерно одинаковая архитектура, мужчины в пиджаках и котелках, дамы в умопомрачительных шляпках, даже платки babushka, как их называли современные мне европейцы, присутствовали в количестве, видимо, их носили жительницы рабочих окраин и пригородных сел. Впечатление несколько смазывали военные в смешных каскетках и основательные полицейские в шинелях в пол с двумя рядами блестящих пуговиц и почему-то в касках германского типа, с пикой на макушке.

— Что думаете насчет этого финна, Сосед?

— Авантюрист, ему нужна драка ради драки.

— Но контакт с ним поддерживать надо, связи у него что надо, все-таки сын мэра… — Красин оперся на трость и снова “пролоббировал” свой контакт.

— Возможно, но только очень осторожно. Он-то привык в Финляндии и здесь к тому, что его не могут схватить за шкирку, а нам в России работать, — постарался я немного умерить энтузиазм Никитича.

Конни Циллиакус с его идеями объединения всех и вся в борьбе с самодержавием не мог не выйти на “большевиков”-большевцев и сразу же предложил транзит нелегальных грузов через Финляндию. В принципе, у нас уже были свои каналы, особенно хорошо работало окно через стоявшую прямо на границе усадьбу Кириасалы, принадлежавшей матери нашего “практика” по кличке Герман. Начальство таможенного поста, расположенного прямо на территории поместья, хорошо знало семью Германа и свободно пропускало их в Финляндию и обратно “на охоту”.

Но каналы доставки такое дело — чем их больше, тем лучше.

— Полагаю, литературу через него возить можно, а вот оружие ни в коем случае.

— Наложит лапу? — повернул голову Красин.

— И это тоже. Но меня больше беспокоит то, что он здесь уже три года открыто выступает против царизма.

— Считаете, что охранка следит за ним?