Пулеметчик

Сто лет тому вперед, дорогая. Сто лет. И явно по другой методике, чем принято сейчас, оттого и шрам странный, и место не то. Но вслух я сказал совсем иное.

— Лет двадцать тому назад или немного больше.

— А где и кто делал?

— В Сан-Франциско, в клинике Тихоокеанской железной дороги. Доктор… ммм… кажется, Уайт.

— Ты можешь его найти? — наконец-то подняла она голову.

— Я попробую, — и чмокнул Наташу в подставленный носик. Нехорошо врать собственной жене, но что я ей могу сказать? Что резал меня в Склифе сам профессор Давиташвили, друг моего отца?

Утром мы спустились выпить кофе, кельнер подал его вместе со свежими булочками и газетами.

— Ты прямо как папа, — улыбнулась Наташа. — Он тоже за завтраком утыкается если не в газеты, то в свои бумаги.

— Ну надо же быть хоть немного в курсе событий… — вяло парировал я.

— Хорошо, и что же происходит в мире?

— Всемирная выставка в Сент-Луисе, перепись в Индии, проложен второй телеграфный кабель из Германии в Англию, в Москве внезапно выпал снег и продолжается паводок.

— И все?

— На первой странице да, — я перевернул лист, — о, из Либавы на Дальний Восток вышла Вторая эскадра флота Тихого океана.

Я список кораблей прочел до половины, а потом кофе закончился и мы пошли по магазинам и отправлять телеграмму старшим Белевским, подписанную “мистер и миссис Скаммо” и, наконец, на вокзал.

Русская граница выглядела необычно. Около поезда выставили караулы Корпуса пограничной стражи, у багажного вагона суетились человек десять таможенников, да и жандармов было раза в два больше обычного.

— Что-то случилось? — спросил я у одного из них, смутно знакомого по прошлым поездкам. Офицер мрачно поднял на меня глаза, оглядел, видимо, тоже вспомнил и решил, что мне такое сообщить можно.

— Вчера в Петербурге террористом убит министр Плеве.

— Как убит? — ахнула Наташа.

— Адской машиной, в клочья. Бомбист — какой-то абрамчик, — жандарм отвернулся и отошел.

— Это… наши? — тихо спросила меня Наташа.

— Нет. Готов спорить, это боевики эсеров.

Вот ведь Азеф скотина какая — сам заседал в Париже, голосовал за второстепенность террора, а покушение не отменил. Чую, придется с Боевой организацией что-то делать, там ведь сейчас никаких крупных фигур, кроме Азефа, и не осталось.

***

Визит к родителям Наташи прошел, скажем так, прохладно. Семен Аркадьевич если и не радовался, то, по крайней мере, не огорчался, а вот новоиспеченная теща… Виктория Алексеевна, попривыкнув после нескольких лет к первому фиктивному замужеству дочери, явно была настроена на вторую партию, более подходящую дворянскому семейству. Впрочем, подаркам она порадовалась, но пригласить захаживать к ним по-родственному почему-то забыла. Ну и ладно, теща с возу — зятю легче.

Свадьбу мы устроили в сокращенном варианте, для своих, в небольшом зале “Праги”, недавно перестроенной Кекушевым. Были в основном коллеги-инженеры и архитекторы, Наташины подруги с мужьями, пришли Лебедев, Мазинг и даже фон Мекк, ну и Гриша Щукин (женившийся месяцем ранее) был в обязательном порядке. Савве Морозову тоже было отправлено приглашение, но он был во Франции и вместо себя прислал пейзаж “Никольское” кисти Коровина с запиской, что это половина подарка, автору уже заказана парная картина того же места, но только после того, как будет достроен рабочий поселок. Так сказать, “было-стало”.

Самое сильное впечатление на Наташу произвело появление Горького, а она сама, в свою очередь, изрядно впечатлила Андрееву.

— Даа, Михаил Дмитриевич, а я-то все думала, что же это вы нос воротите, а вы вон какой бриллиант нашли! — иронично и даже, как мне показалось, с некоторой завистью, выдала мне Маша. — Умница, красавица, генеральская дочка… Приданого много взяли?

Машины глаза смеялись, вот же тролль доморощенный…

— А вы, мадам Желябужская, сами у Белевских спросите, — вернул я мяч.

— Брось, Маша, — прогудело сзади, — при таких-то доходах какое еще приданое нужно?

— Кстати, о доходах, — повернулся я к Горькому, — есть финансовый отчет о постановках вашей пьесы в Германии, где этим занимался Парвус, так мои люди утверждают, что прошло более тысячи представлений и что Парвус объявил в качестве прихода сумму, на сто пятьдесят-двести тысяч марок меньше стоимости проданных билетов.

— Господа, прекратите! — потребовала Маша. — Тут свадьба, а не заседание комитета, потом поговорите.

Трудно было с ней не согласиться, глядя на сияющую Наташу, окруженную моими коллегами. Время от времени кто-нибудь подходил ко мне и тряс руку, искренне или дежурно восхищаясь невестой.

И было мне хорошо, несмотря на все подколки Андреевой — мы вообще с ней пикировались при каждом удобном случае. Может, отложить революцию на месяц, хотя бы на медовый?