Пули, кровь и блондинки. История нуара

Как видим, источники «нордического нуара» фактически никак не связаны со Скандинавией. Более того, само это явление никак нельзя называть нуаром. Скандинавские ленты и кинофильмы последнего десятилетия не демонстрируют город как разрушающую человека среду. Бо́льшая часть из них происходит в заброшенных деревнях, удаленных поместьях или вовсе в полярных поселениях. Нет в них ни особой тьмы, ни теней, ни отчаянного отчуждения. Почти во всех них превалирует сытая леность, что подчеркивается неторопливостью действия, вызывающего чувство дремоты, а вовсе не нарастающего напряжения. Нет в мифическом «скандинавском нуаре» и привычных персонажей. Типажи смазаны, мужчины как на подбор невыразительны и мягкотелы, женщины напрочь асексуальны, даже персонажи, что должны изображать роковых красоток, более напоминают трэшовое недоразумение. Если в «скандинавском нуаре» случается нечто интимное, то оно вызывает отталкивающее и постыдное ощущение сродни тому, какое испытываешь, случайно заглянув в занятую кем-то кабинку общественного туалета. Едва ли это можно сравнить с заманчивым моментом из «классики», когда исключительная красавица в собственных (не всегда законных) интересах нахально совращает частного детектива. Нельзя не отметить, что сама сюжетная линия у скандинавских сериалов настолько примитивна, что не вызывает ни чувства тревоги, ни паранойи. Проще говоря, «скандинавский нуар» оказался а) не скандинавским б) не нуаром. Впрочем, уже само по себе это достойно того, чтобы предпринять хотя бы поверхностный анализ.

Начать надо с того, что традиция скандинавского детектива не имеет ничего общего ни с нуаром, ни с неонуаром. Попытка вывести нуар вообще и «скандинавский нуар» в частности от творчества норвежского писателя Морица Кристофера Хансена, в начале XIX века опубликовавшего новеллу «Сумасшедший христианин», не более чем спекулятивная попытка, присущая многим периферийным явлениям, которые стремятся во что бы то ни стало быть частью общемировых трендов. Если уж говорить о литературных предтечах нуара, то в данном отношении несомненное первенство у России, которой посчастливилось подарить мировой литературе такую величину, как Федор Михайлович Достоевский.

Мрачные тона, длинные тени, дождливые улицы Петербурга, криминальные сюжеты, притом завязанные на поиски преступника, — все это как нельзя лучше характеризует нуар в его классическом «прочтении». Опять же у всех произведений-загадок есть свой принципиальный, определяющий суть вопрос, так сказать «пароль». Детектив — кто преступник? Триллер — почему преступник? В классическом нуаре нет ни намека на подобные вопросы. В нем иная дилемма: а является ли преступник преступником? Это как раз именно то, что можно обнаружить в произведениях Достоевского. Примечательным является, что произведения Достоевского стали основой для сюжета постнуарной ленты «Прекрасный сон» (2009) — где действие из дореволюционной России перенесено в США 40-х годов. Опять же на полях разговора можно заметить, что одним из первых фильмов, в основе которого лежала именно нуар-проблема (преступник — преступник ли?), была снятая в 1913 году в Ярославле на студии Григория Либкена лента «Драма на Волге».