Пули на васильковом поле (СИ)

— Тяжело, но не невозможно, — Ягер чуть улыбнулся, заложил закладку и закрыл книгу, — Чего-то хотел?

— Я? А, нет, ничего. Просто… так.

— Как видишь, дисциплину не разлагаю, — хмыкнул тот, намекая на сказанные в порыве воодушевления слова в кабинете Фьюри.

— Не разлагаешь, — негромко согласился Коля, — Спокойной.

Вышел за дверь и вернулся к себе.

И зачем приходил?

***

Клаус всегда спал чутко, частью сознания оставаясь на поверхности дрёмы и реагируя на любые посторонние звуки. Что поделать, привычка. В стенах госпиталя бездействие и сбитое расписание только усилили её, а четырех дней в стенах квартиры было недостаточно, чтобы вернуть ему давно потерянную возможность засыпать глубоко.

А потому раздавшиеся посреди утонувшей в тишине ночи квартире вскрик и бормотания тут же выдернули его из шаткого забытья. Ягер привстал на локти, прислушиваясь. Бормотания, то снова набирающие отчаянных ноток, то успокаивающиеся, повторились.

Николай.

Ягер, подумав, всё же сел на кровати, потом поднялся на ноги и тихо прокрался к чужой комнате. Дверь была открыта, но веяло из темного проёма недобро. Клаус уперся взглядом в линию порога и, тихо выдохнув, всё же переступил её.

Ивушкин, сорвав простынь и сбив её под собой в один большой ком, обнимал себя руками, неразборчиво шептал что-то, иногда поднимая голос до вскрика, перебирал ногами, дергал головой — демонстрировал все признаки кошмара.

Несмотря на то, что завтра у них обоих был запланирован плановый визит в Щ.И.Т. и стоило выспаться, Клаус решительно положил ладонь на чужое плечо и тряхнул. Кошмары — не отдых, а лишняя усталость и разбитость на весь следующий день, он знал это по себе.

Русский очнулся не сразу, и даже раскрыв глаза, так и не пришёл в себя окончательно. При виде Ягера его и без того больные глаза отразили новую гамму эмоций, от ярости до страха и бессилия. Явно пребывая под впечатлением от только что увиденного во сне, Николай не колебался: в мгновение развернулся, пиная Клауса ногами в живот, опрокинул спиной на пол и взвился следом, тут же придавливая врага к земле своим весом.

Без размаха с силой впечатал кулак в чужую скулу.

Боль в костяшках отрезвила его. Коля заморгал, ослабляя захват, взгляд стал растерянным и каким-то непонимающим.

— Почему… ты остановился? — тихо прошептал Ягер снизу.

Ивушкин сглотнул: немец не глядел на него озлобленно или обиженно, напротив, он спокойно и задумчиво продолжал сканировать лицо обидчика, будто бы рассеченная скула ничего не значила.

— Ты ведь ради этого всё затеял? Этого всё время хотел? Бей.

Клаус говорил на английском, иногда примешивая слова из родного языка и путая времена чужого, однако был уверен, что русский поймет его. Тот понял.

— Нет, черт тебя… — от странного чувства омерзения Николай отшатнулся от него, вскочил на ноги и поспешно отошел на пару шагов к стене.

Ягер остался лежать на полу, расслабленно откинув голову:

— Разве не так?

— Нет, — поспешно ответил Ивушкин.

— Ты врешь и мне, и себе, — возразил снизу Клаус, безмятежно складывая руки в замок на животе и поглядывая в темный потолок. — Тебе не нужно этого делать. Сейчас никто не осуждает тебя, Николай. Не думаю, что это вообще кто-то сделает.

— Просто свали из моей комнаты и не шляйся тут по ночам, — сквозь зубы процедил русский; его отчетливо била дрожь, и вид был усталый, понурый, брошенный.

Ягер вздохнул и сел ровнее, облокачиваясь на стену:

— Я знаю, ты не станешь затрагивать тему нашего общего прошлого днём, при свете солнца, ведь ты правильный человек, Николай, и правильно — прощать врагов, сколько бы горя они не принесли. Но оглянись — сейчас не светит солнце. Сейчас темно, и это нужно тебе. Скажи мне.

— Вы начали всё это… — помолчав, всё же решился он, — ради какого-то чертова чувства превосходства, ради того, чтобы доказать миру, что вы лучшие. Угробили миллионы, и, блять, как это вообще можно простить?!

— Верно.

— Мирную жизнь скольких стран вы разрушили?! Сколько калек и сирот оставили? Как, как ты вообще по ночам спать можешь, гнида, зная, что за тобой километровый след из трупов?!

— Продолжай.

— Это из-за тебя мы здесь сейчас, — прошипел Николай яростно, — чёрт знает где и без какой-либо возможности вернуться домой. Подумать только, ещё полгода, и я бы праздновал победу со всеми, вместе с другими восстанавливал бы города, вернулся бы к матери… а вместо этого…

— Да, Николай. Это моя вина.

— Тогда какого чёрта ты заставляешь меня говорить всё это? — устало выговорил Коля, выдыхаясь, — И, чёрт возьми, со всем соглашаешься?

— Знаешь, — чуть приоткрыв голубые глаза, Клаус пронзительно и внимательно поглядел на него, — сколько раз я слышал всё это в госпитале? От тебя, по крайней мере, звучит искренне.

Зажмурив глаза, Ивушкин скатился на корточки и спрятал лицо в ладонях.

— Не понимаю, почему они не убили меня, — задумчиво протянул Ягер, поглядывая в черноту. — Разве так не было бы проще? Почему ты не убил меня, Николай?