Пуля для адвоката

Уолтер Эллиот не пригласил никого. У него не было ни детей, ни близких родственников. Нина Альбрехт спросила, можно ли ей посидеть в зале и оказать поддержку шефу, но ее включили в список свидетелей со стороны обвинения и защиты, поэтому до своего выступления она не могла присутствовать в суде. В результате мой клиент остался в одиночестве. Разумеется, это было сделано намеренно. При желании у него нашлось бы немало сотрудников, доброжелателей или подхалимов, которые с удовольствием составили бы ему компанию. Многие известные актеры вызвались прийти в суд, чтобы поддержать Эллиота, но я объяснил, что, если вокруг него будут сидеть голливудские знаменитости и кинопродюсеры, это произведет плохое впечатление на присяжных. Все дело в присяжных, говорил я. Каждый наш шаг — от цвета галстука до выбора присяжных — рассчитан именно на них, на наших безымянных судей.

Как только члены коллегии заняли свои места, Стэнтон объявил начало заседания и осведомился у присяжных, не читали ли они статью в утренней «Таймс». Все промолчали, и судья напомнил, что никто не должен читать и смотреть новости, связанные с процессом. Затем он сообщил, что заседание откроют вступительные речи защитника и обвинителя.

— Прошу не забывать, дамы и господа, — произнес Стэнтон, — что это лишь мнения, а не доказательства. Позже обе стороны приведут факты, подтверждающие сделанные ими заявления. В заключение вы должны будете решить, насколько они справились с задачей.

Судья кивнул Голанцу и предложил начать. Согласно досудебной договоренности на речь каждой из сторон отводился один час. Не знаю, как Голанц, но я не нуждался в таком количестве времени.

Заместитель прокурора, эффектный и внушительный, в черном костюме, белой рубашке и бордовом галстуке, поднялся из-за стола. На суде он выступал вместе с молодой помощницей, симпатичной девушкой Дениз Дэбни. Она сидела с ним рядом и не спускала глаз с присяжных. Вдвоем они в четыре глаза утюжили лица заседавших со всей серьезностью и строгостью людей, сознающих важность своей задачи.

Представив себя и помощницу, Голанц обратился к присяжным:

— Уважаемые дамы и господа, причины, по которым мы собрались в этом зале, — необузданная жадность и гнев. Ситуация очень проста. Ответчик, Уолтер Эллиот, — человек, высоко стоящий в нашем обществе и обладающий огромной властью и деньгами. Однако всего этого ему оказалось недостаточно. Подсудимый не хотел делиться богатством. Он не желал прощать чужие ошибки. Вместо этого он предпочел жестокость и зло. Ответчик отнял не одну жизнь, а две. Униженный и взбешенный, он взялся за оружие и убил жену, Мици Эллиот, и Йохана Рилца. Он верил, что деньги и власть спасут его от заслуженного возмездия за гнусное преступление. Но он ошибся. Во время суда обвинение с несомненной ясностью докажет, что Уолтер Эллиот совершил все вышесказанное и виновен в смерти двух людей.

Я развернулся в кресле, чтобы заслонить клиента от взглядов присяжных и заодно лучше разглядеть заместителя прокурора и публику в первом ряду. Голанц еще не успел закончить вступление, как по лицу матери Мици Эллиот потекли слезы. Я решил, что об этом следует сказать судье, когда мы станем беседовать наедине. Театральные сцены могут нанести вред защите, и судья должен пересадить мать жертвы в такое место, где она не будет мозолить глаза присяжным.

С заплаканной женщины я перевел взгляд на гостей из Германии. Меня беспокоило, как они будут смотреться в глазах присяжных. Надо было проверить их реакцию на происходящее и способность контролировать свои эмоции. Чем мрачнее и агрессивнее они станут себя вести, тем эффективнее сработает стратегия защиты, когда я возьмусь за Йохана Рилца. Вглядевшись в их лица, я решил, что у меня неплохие шансы. Оба сидели мрачные и злые.

Голанц продолжал разъяснять, какие факты он намерен представить во время выступления свидетелей и что, по его мнению, они означают. Ничего неожиданного я не услышал. Скоро пришло сообщение от Фавро, которое я прочел под столом: «Они на это клюют. Вам надо постараться».

Понятное дело, подумал я. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

Вообще в любом процессе обвинение имеет преимущество. За ним стоит мощь и сила государства. Его считают компетентным, честным и справедливым. Каждый присяжный в глубине души уверен, что если подсудимый арестован, то за дымом обязательно появится огонь.

Защите приходится бороться с подобным предубеждением. Считается, что до объявления обвинительного приговора подсудимый невиновен. Но каждый, кто хоть раз участвовал в суде, знает: презумпция невиновности — лишь благое пожелание из тех, что обычно остаются на бумаге. Ни один человек, включая меня, не сомневался, что в начале процесса мой клиент считался заведомо виновным. Я должен был либо твердо доказать его невиновность, либо обвинить прокуратуру в злоупотреблении властью, недобросовестности или коррупции.