Пуля для депутата

Кульков на экране оказался гораздо противнее Кулькова в жизни. Это удивило Сан Саныча. Его снимали довольно часто. Как правило, — спонтанно — на митингах, демонстрациях, при посещении им заводов и фабрик, при открытии различных объектов, связанных с культурой, — памятников, бюстов, при переименовании улиц или где-то еще. Давал он и интервью — с регулярностью раза три в два месяца. И уже привык видеть себя этаким мужественным, простоватым и сильным мужчиной.

В этой же съемке, в бане, то ли ракурс был неправильно выбран, то ли еще что, но Кульков увидел себя в образе неуклюжего, пыхтящего низенького человечка с обвисшим дряблым животом, с тощими, смешными ногами и опухшей физиономией. Которая к тому же все время расплывалась в идиотской ухмылке. А главное — с отвратительно-бессильной бурой тряпочкой (словно проколотый воздушный шарик!), болтающейся между ног…

Девицы схватили Сан Саныча за плечи и усадили на ступеньку. На лице его по-прежнему плавала улыбка олигофрена, уминающего свою перловую кашу с бромом. Но вдруг он сделался ужасно деловитым, серьезным: брови насупились, капля, до того все время повисавшая на кончике носа, сорвалась и больше не набухала.

Одна из девушек (или девочек?) присела, выставив на радость потенциальным телезрителям свою худую, почти мальчишескую попку, и сунула голову прямо между ног Кулькова — туда, где секунду назад еще болтался беспомощный темный лоскуток. Голова девчонки заходила вверх-вниз, попка задвигалась, завиляла. И Кульков, несмотря на то, что смотрел на экран со все возрастающим ужасом, почувствовал поступающее возбуждение. Мелькнула мысль: не нажать ли кнопку переговорника и не вызвать ли сюда Лену (что он иногда — не часто, но достаточно регулярно — проделывал)?

Коротко стриженная голова юной брюнетки отпрянула в сторону, и Сан Саныч на экране во всем великолепии… Если, конечно, эти слова, были уместны в отношении пузатого, потного мужика, нелепо раскорячившегося, расставившего в стороны тощие ноги, обвитые синими прожилками, с кривым, толстым фиолетовым членом, торчащим как-то не эстетично в сторону.

Вторая девчонка, сделав преувеличенно широкий шаг, медленно опустилась сверху на детородный орган партийного руководителя. Нанизаться с лету у нее не получилось: член Кулькова оказался недостаточно крепок. И девчонке пришлось суетливо впихивать его в себя — заведя свою тонкую руку за спину, промахиваясь и снова вдавливая член куда-то между своих тощих ягодиц…

Кульков хотел выключить телевизор — лицо покрылось потом, его начало подташнивать. Но сил хватило только на то, чтобы добрести до стола, плеснуть себе еще водки и махнуть содержание стакана, зажмурив глаза.

Когда Кульков снова повернулся к экрану, он увидел веселую «кучу-малу», где уже непонятно было, какой из девчонок принадлежит судорожно дергающая нога или рука; их попки мелькали со строгой периодичностью, и иногда между ними возникала панорама кульковского красного, распаренного живота. Камера брала самый крупный план, но изредка отъезжала, чтобы показать лицо Кулькова, сосредоточенное, почти злое. Лицо шевелило губами, что-то приговаривая, шмыгало носом.

— А-а-а… — тихо простонал Кульков, вцепившись в редеющие на макушке волосы. — А-а-а… Су-у-уки!

«Что они теперь с этой пленкой могут сделать?» — думал он. — «Все могут. Все. Уничтожить меня могут в одну секунду. Вот, попал, Сан Саныч… Вот, попал… Надо же так купиться… А я-то, старый козел, поверил… Подумал, что они искренне… Ну и мудак… Ну и мудак… Срочно звонить Комарову, срочно выяснить, что он будет делать, что он от меня хочет… Выкупить, выпросить, как угодно… Если жена увидит… А если товарищи коммунисты, черт бы их подрал, голодранцев сумасшедших, пенсионеров отмороженных… Скандалище… Это гибель. Это конец…»

«Хотя почему? — подумал Сан Саныч, наконец найдя в себе силы выключить магнитофон. — Хотели бы уничтожить, не стали бы мне демонстрировать. Сразу бы показали кому надо… Нет, предупреждают просто, чтобы не дергался… Предупреждают… Сволочи… Ну ладно… С Комаровым мы поговорим. А там видно будет. Может быть, ничего страшного и не произойдет. Надо только выполнить его условия. А условия-то, в общем, не такие уж напряженные. Тем более — администрация президента в курсе. Нужно просто играть по их правилам, делать, что скажут…»

Кульков почесал затылок.

«А, в принципе, можно сказать, ничего страшного и не произошло… Никто ничего не видел… Если буду нормально все делать, и не увидит… А тут — такие люди, такая крыша… Глядишь, и деньги пойдут настоящие. Не эти гроши вонючие, а реальные бабки… Ладно!»

Кульков подошел к переговорнику, нажал кнопку и твердо сказал:

— Лена! Сегодня приема не будет. Я плохо себя чувствую… Нет-нет, не беспокойся, я выйду через свой выход… Да, и машину сам вызову. Скажи всем, что перепишешь их на завтра.

Сан Саныч отключил связь, налил себе полстакана водки и снова включил видеомагнитофон.

Подземные люди

На этот раз «избушка» Гинденблата уже не показалась Карпову такой убогой, как во время первого визита к Захару Яковлевичу.