Пуля для императора

Грохнул второй выстрел. Немец вздрогнул всем телом, закусил губу, покачнулся и упал на колени. Шпага-трость звонко воткнулась в деревянный пол.

– Он убил моего отца, – тихо пробормотала мисс Челлендер, держа обеими руками дымящийся револьвер. Я успел прыгнуть вперёд, чтобы подхватить её, почти теряющую сознание.

– Фы всё равно не… успеете, потому что он…

Это были последние слова немецкого шпиона, заговорщика и авантюриста Фридриха фон Браунфельса. Негодяй рухнул на бок, поджав колени к животу, и из уголка рта показалась розовая пена. Всё. С этим всё. Он заслужил.

– Майкл, вы живы…

– Вашими молитвами, Энни, – я поставил её на ноги и, невзирая на грохот боя, крепко расцеловал в обе щеки. – Вы спасли мне жизнь, я ваш вечный должник!

– Это намёк или уже предложение?

– Скорее второе, чем первое, – не задумываясь, признал я и, осмотревшись, крикнул: – Матвей!

– Чё? – откуда-то из кучи-малы прогудел старый казак.

– Не одолжите свой кинжал?

Мгновением спустя мы с рыжей англичанкой едва увернулись от воткнувшегося в стену длинного кубанского кинжала с отделанной серебром рукоятью. Мне с трудом удалось его выдернуть и сунуть за пояс.

– Я покину вас ненадолго.

– Куда вы?

– Спасать государя, – не вдаваясь в детали, я вновь прильнул к розовым губкам мисс Челлендер, срывая свежий поцелуй.

Стоило ли тратить время, объясняя ей, что мне необходимо опередить императорский поезд, потому что эта засада не единственная и если отсюда уже подали условный знак, царю Александру грозит другая опасность. Куда страшнее…

– Вы же вернётесь, Мишенька? – едва не плача, спросила Энни, крепко-крепко прижавшись к моей груди.

– Обещаю, – соврал я, не будучи ни в малейшей уверенности, что справлюсь. – Просто подожди меня. И ни во что тут не вмешивайся!

– Обещаю, – так же искренне соврала рыжая англичанка, пряча револьвер за спину и тихо взводя курок. Что ж, это означает лишь то, что мы действительно та ещё парочка…

Минутой позже, лавируя между дерущимися и перешагивая через трупы, я выбрался из страшного трактира. На моих губах ещё горел поцелуй рыжей англичанки, самой отважной и прекрасной девушки на свете. Отвязав чужого коня, я влез в седло и попытался пустить жеребца вскачь. Как же!

Подлая скотина сначала заартачилась, пытаясь бить крупом, но я умею обращаться с такими капризными типами. Натянув удила и завернув голову коня, я крепко врезал ему ладонью по ушам, после чего перепуганное животное мигом предпочло подчиниться.

Ветер бил в лицо, конь нёсся бешеным галопом, северное солнце слепило глаза, а холодный воздух обжигал лёгкие. Восторг и ярость насыщали кровь каким-то пороховым бешенством. Я ни о чём не думал, ничего не боялся, голова была настолько восхитительно лёгкой, а мысли прозрачно-хрустальными, что, казалось, я видел весь мир через каждую пылинку, чувствовал всей кожей любое колебание воздуха, оставленное крыльями мотылька.

Где-то далеко на горизонте мелькали блики, царский поезд ранним утром выдвигался на старую дорогу к Петергофу. Высокие казачьи пики с флажками яркими пятнышками выделялись над сине-зеленой полосой перелеска. Меньше чем через час они будут тут. Надо успеть? Успеем, да-а!

Поднятый над кустами ружейный ствол я заметил слишком поздно. Тело отреагировало быстрее, чем разум, – резко подняв коня на дыбы, я свесился вниз, и предназначенная мне пуля пробила шею бедного животного.

Жеребец пронзительно заржал и, сделав два прыжка вбок, рухнул в траву. Меня выбросило из седла, словно тряпичного Арлекина. Господи, да каким чудом я вообще голову не свернул, кто бы знал…

По счастью, от страшной боли в боку я даже не пытался встать, а дважды перекатился в сторону кустов. Вторая пуля выбила фонтанчик чёрной пыли на том месте, где только что была моя спина. Собственно, только сейчас, окрепнув задним умом, как и все русские, я вдруг понял, что дважды (трижды?) чудом жив, потому что острейший кинжал старого конвойца всё ещё торчал у меня за поясом, и если б я сам на него не напоролся…

Провидение, чудо, шутка Господа, что угодно, поскольку в реальной жизни такого не бывает. Я на четвереньках дополз до спасительных придорожных кустов и уже оттуда осторожно осмотрелся. В меня больше не стреляли. Уже приятно.

Смею предположить, что негодяй был вооружён двуствольным охотничьим ружьём или штуцером немецкого образца. На сто шагов его убойная сила не знала равных, и даже если предположить, что император поедет в открытой коляске, его голова будет отличной мишенью. Я был прав, фон Браундфельс не мог рисковать, устраивая лишь одну засаду, поэтому он спрятал в кустах стрелка.

Какой-нибудь узкоглазый китаец уже успел перезарядить длинноствольное ружьё и ждёт своего часа. Конвой непременно заметит убитую у дороги лошадь, но что, если царь Александр к этому времени уже будет в досягаемости выстрела? Хороший стрелок способен послать пулю и на сто пятьдесят – двести шагов. Неужели те, кто хотят изменить политику России, пусть даже с самыми благими намерениями, воплотят в реальность свои чёрные замыслы?!