Пуля для невесты. На карусели чувств (СИ)

Во временное хранилище мы не стали заходить. Я успела разглядеть ряды, казалось бы, бесконечных стеллажей до того, как Егор закрыл проход, вновь «пошаманив» с рамой портрета древнего предка.

Мужчина галантно предложил мне руку и, когда я вложила свои похолодевшие пальцы в его теплую ладонь, вежливо провел обратно к креслу. Сам же остался в двух шагах от стола, продолжив рассказывать:

— Любые подозрения в опасности артефакта у меня полностью пропали, когда Петр проверил зеркало. Из-за специфически сильного обоняния ищейки могут унюхать следы смертельной магии, проклятий и любых магических привязок, что способны навредить при близком контакте с предметом.

— Не понимаю, — нахмурилась я. — Он ничего не почувствовал от зеркала или ошибся?

— На счету Петра еще не было ошибок, — бескомпромиссно заявил Егор. Впрочем, тут же поспешил добавить: — Возможно, и стоит этот случай учесть, как первую его оплошность.

— Да?

— Я не виню Петра, как ты могла подумать, — мрачно усмехнулся мужчина. Он вперился пустым взглядом в окно, точно смотрел сквозь него куда-то вглубь себя. — Единственный, кто вполне ответственен за случившееся — стоит перед тобой. В тот вечер мои мысли были заняты другим. Я слишком расслабился. А для моего мира такое непозволительно.

Я передернулась. Прозвучало зловеще и как-то… слишком мрачно, словно иначе и быть не может. Жутко жить в постоянном напряжении, ожидании подвоха, удара в спину. Да-а, как ни крути, а Егору не позавидуешь. Он столько лет крутится в центре заговоров, интриг, предательств и не потерял человечность, как таковую?!

— Думаю, тот, кто подбросил мне эту ловушку — очень хорошо просчитал любые варианты. Знаешь, ведь зеркало Гекаты само по себе сосредоточие магии, от него и в состоянии спокойствия фонит ею. Поэтому постороннее вмешательство в нити силы можно замаскировать под общий магический фон артефакта. Такой вариант мы с Петром не рассматривали. А зря.

Я нервно облизала пересохшие губы. Было интересно услышать версию Егора, что же случилось дальше, но и одновременно почему-то страшно. Сейчас я перестала воспринимать его рассказ как уже свершившийся факт, и сердце замирало в желании предотвратить вред, нанесенный небезразличному мне мужчине.

— Зеркало прямо рассыпалось в моих руках. Я даже толком изучить его не успел. Ты, небось, слышала пересуды, что разбивший зеркало, будет обречен на несчастья семь долгих лет?

— Это случилось с тобой?

— Нет, — тихо ответил он. — Я лишь хотел сказать, что даже у любой суеверной фигни в человеческом мире — есть реальная основа в нашем. В моем же случае, тем, что разбил священный артефакт богини, я выказал ей свое неуважение. Вот Геката и одарила меня проклятием разобщенности.

— Э-э-э…

— Я перестал слышать свою внутреннюю сущность, потерял контроль и над стражем, и над мантикорой в частности. Стал почти, как обычный человек.

Последнее Егор произнес, скривившись, будто поделился каким-то ругательством. Я сжалась. Вновь отозвалась обида. Неужели даже он всегда будет ставить между нами это проклятое различие происхождений?! Пусть и неосознанно получается, может, по привычке, а все равно отчего-то больно…

— Я не хотел тебя обидеть, Катя, — Егор неожиданно подался ко мне и накрыл ладонью мои сцепленные в замок пальцы. — Понимаешь, с рождения я привык жить без какого-либо разделения. Не знаю, как тебе объяснить, — уловив мой недоуменный взгляд, мужчина растерянно взъерошил волосы.

— Может, как есть?

— Ты не чувствуешь внутри себя никаких преград. Ты и сущность — едины, хоть и вполне себе самостоятельные личности. Главная из которых, конечно, носитель с человеческим сознанием. Но, повторюсь, разделений нет. А сейчас, когда вдруг появились эти рамки и я не могу управлять собой же в полной мере, как раньше… Это… как потерять часть себя. Вдруг проснуться без ног или перестать их чувствовать… Это… — он тяжело вздохнул. — Это сложно.

— Я понимаю.

— И это слабость, — жестким тоном добавил мужчина, заставив меня содрогнуться. — А за слабость убивают. Вот такой он — мир существ. Разделяй, как говорится, и властвуй. А если уж ослабел, то не удивляйся, что найдется кто-то посильнее, чтобы разодрать тебе глотку и занять место.

— Это ужасно!

— Но так есть.

Егор перестал гладить мои пальцы. Отошел на несколько шагов. Громко выдохнул. Будто рядом со мной ему дышалось тяжелее. Впрочем, я реагировала также. Грудь то и дело сковывало от силы эмоций. То кричать хотелось, то смеяться, то плакать. А больше всех пылало желание — дотронуться, прижаться поближе и… не отпускать. Это до сих пор меня пугало.

— Поэтому я и не знал о твоем принятии ави-десмоса, — глухо отозвался мужчина. — Если бы дело стояло за мной, то, прежде всего, я бы спросил твое решение, Катя.

В районе сердца затопило теплом. Неужели так ощущается признательность?

— Но не буду врать, я не жалею, что ты согласилась, хоть и не зная на что именно, и теперь я официально в своем праве защищать тебя.

— Ты… что? — вернулась с небес на землю я.