Пуля для следователя

Можно было только удивляться тому хладнокровию, которое проявил Шаповалов перед самоубийством. Зная, что в квартиру сразу прибудет милиция, он составил целую систему инструкций для жены: какие бумаги передать в Генеральную прокуратуру; какую записку оставить на столе, пусть она достанется Гордиенко; что вообще уничтожить. Помимо всего прочего, Николай Михайлович научил супругу, откуда она без опаски может позвонить Турецкому и кто должен с ним встретиться.

В результате ничего не подозревающий начальник УВД штудировал предсмертную записку старшего оперуполномоченного о его мучительной болезни, а тем временем близкий друг семейства Шаповаловых, который работал в Москве, отвез подробные записки майора на Петровку, 38.

То, что узнал Турецкий из письменного объяснения Николая Михайловича, взбесило его. Он и так-то рассвирепел из-за избиения Перовой. А тут ему стали известны новые подробности закулисной жизни главы милиции. Теперь Александра Борисовича было не остановить, да и Меркулов и генеральный прокурор не возражали против возбуждения уголовного дела по признакам статей «злоупотребление должностными полномочиями» и «превышение должностных полномочий». Санкция на арест была получена.

Прибывшая во главе с Турецким опергруппа вошла в кабинет начальника УВД в тот момент, когда Альберт Васильевич заботливо подсыпал корм в аквариум с золотой рыбкой. В первые минуты он еще не растерял своей обычной наглости, кричал, требовал связать его по телефону с министром…

Александр Борисович его и слушать не стал. Он смотрел на Гордиенко с таким брезгливым выражением лица, что подчиненные удивились: не было раньше такого у Турецкого. А ведь всякую мразь брать приходилось.

Гордиенко «застегнули» в наручники — руки за спину — и демонстративно вывели из здания управления на глазах у опешивших подчиненных. «Ничего, ребята! — кричал полковник. — Я еще вернусь в наш домик!»

Накануне Грязнов, Курбатов и Яковлев допросили собровца Ухтомского. Содержательный получился разговор. Петр говорил много, вспоминал все новые и новые подробности. Теперь в случае чего ему предстоит очная ставка с начальником УВД — если тот станет врать и юлить. Насчет этого можно было не сомневаться.

Ночь в камере охладила воинственный пыл Гордиенко. На утренний допрос он явился менее задиристым, чем вчера. Старался не встречаться взглядом со следователями. Кроме Турецкого на допросе присутствовали Курбатов и Яковлев. Светлана находилась в больнице, а Романову Александр Борисович не стал звать, полагая, что Гордиенко примется изрыгать неимоверное количество проклятий и ругани. Так что можно пощадить женские уши.

— Мы начнем по порядку, поскольку вам, гражданин Гордиенко, будет инкриминировано участие во всех расследуемых преступлениях. Чтобы вы не питали особых иллюзий насчет доказательной базы, сразу предупреждаю, что у нас имеются подробные письменные показания старшего оперуполномоченного майора Шаповалова…

— Контора пишет, — скептически вставил задержанный.

Пропустив его реплику мимо ушей, Турецкий продолжил:

— А также бойца милицейского СОБРа Петра Ухтомского. В случае каких-либо недоразумений с ним будет устроена очная ставка.

Вот это уже серьезно. Альберт Васильевич всегда считал человеком с железными нервами застреленного на днях Артюхина. Уж если у того наступило помрачение рассудка, можно представить, что наболтал истеричный по натуре Ухтомский.

— Кроме того, мы ожидаем признательных показаний от остальных милицейских собровцев. Все они задержаны и уже находятся в Москве.

Это была чистая правда — три бойца, входившие вместе с Артюхиным и Ухтомским в преступную группировку, были порознь этапированы в Москву. Никто из них не знал, что однополчане находятся рядом, на других этажах следственного изолятора.

— Кому вы приказали убить директора металлургического завода Дулепина? — словно выстрел прозвучал первый вопрос.

— Дайте платок, — вместо ответа просипел Гордиенко.

Александр Борисович приказал конвойному снять с полковника наручники. Альберт Васильевич достал из кармана брюк платок и тщательно вытер вспотевшее лицо.