Пуля калибра 7,92

А Воронцов всё же молодец, хоть и дурак. Солодовников внимательно следил за тем, как взводный отводил назад остатки группы. Задание выполнено. Разведчики в траншее. Теперь надо выползти самим. Раненых тащили на шинелях и в плащ-палатках. Сзади двигалась группа прикрытия, постоянно ведя ружейно-пулемётный огонь. Вот только беда – на минное поле заскочили. То ли сапёры не отметили коридор, то ли сами впопыхах не заметили линию флажков.

– А пожалуй, выведет… – И кивнул в сторону проволочных заграждений. – Смотри, что делает!

Рота вся до последнего писаря высыпала в траншею и наблюдала за маневром второго и третьего отделений первого взвода.

– Лейтенант у нас человек бывалый, выведет, – сказал помкомвзвода сержант Численко.

– А ты, Численко, откуда знаешь, что Воронцову лейтенанта присвоили? – спросил сержанта капитан Солодовников. – Связисты, что ль, сболтнули?

– Да нет, товарищ капитан, это я так, для краткости. Я его в бою всегда так называю, а то пока выговоришь…

Полувзвод возвращался. Живые волокли раненых. Раненые стонали и кричали. Некоторые, не скрывая своей радости, матерились. Для них этот бой стал последним боем в отдельной штрафной роте капитана Солодовникова. Сегодня же их отправят в тыл, в ближайший санбат или госпиталь, смотря по тяжести ранения. А завтра по инстанции из ротной канцелярии уйдёт бумага о том, что боец такой-то в бою в районе такого-то населённого пункта проявил храбрость, смело атаковал в составе своего отделения, обеспечивая выход разведгруппы полка, получил ранение и заслуживает снятия судимости… Но, чтобы дожить и до госпиталя, и до положительной реляции, нужно ещё доползти до своей траншеи…

Пуля облетела фронт сражающихся сторон. При этом отметила, что заваруха началась хоть и яростная, но масштабы её всё же невелики. Что, пожалуй, через полчаса всё закончится так же неожиданно, как и началось. Вначале она нырнула через линию заграждений, задев за столб, так что туго натянутая проволока загудела, задребезжала гирляндами колючек, как вконец расстроенные струны музыкального инструмента. Послышался щелчок, похожий на звук, который происходит во время короткого замыкания электропроводки. Пуля немного изменила траекторию, снизилась, прошла вдоль самой земли, изредка задевая головки трав и корзинки соцветий, наполненных поздней росой, скользнула над гребнем бруствера. Одного короткого мгновения ей хватило на то, чтобы оценить обстановку. Возле пулемёта, установленного на треноге, стоял на коленях коренастый, с крепкими руками и свирепым лицом унтер-фельдфебель. Он прижимал к плечу короткий приклад МГ-34, и левая щека его тряслась вместе с каской, немного сползшей набок, а может, нарочно сдвинутой унтер-фельдфебелем для того, чтобы она ему не мешала вести огонь. Рядом с пулемётчиком, тоже стоя на коленях и втянув голову в плечи, видимо, порядком оглохнув от стрельбы, находился его второй номер. Он двумя руками старательно придерживал металлическую ленту, которая ритмичными рывками поднималась из плоской коробки, стоявшей внизу.

Унтер-фельдфебель Штарфе ещё несколько минут назад, до начала заварухи, слышал какой-то странный звук. Похоже, загремела ловушка. Нервы в последнее время стали совсем ни к чёрту. Роту со дня на день обещали отвести на отдых. Но дни шли, ночные дежурства выматывали ничуть не меньше, чем бой. А они продолжали сидеть в окопах передней линии и нюхать переполненный сортир, как назло, устроенный в отводной ячейке неподалёку от позиции их Schpandeu. Испражнениями, особенно ночью, когда замирал ветер и прекращалось всякое движение воздуха, воняло ничуть не приятнее, чем трупами.

Вечером перед заступлением в наряд до утра, он приказал фузилёру Бальку натянуть все три ловушки, которые они устроили во всех трёх концах траншеи и в ходах сообщения, по которым можно было подобраться к пулемётному окопу. После того как иваны утащили нескольких часовых и весь пулемётный расчёт из соседней шестнадцатой, они придумали такую штуку: привязывали на уровне колен проволоку, на неё вешали, плотно, чтобы они загремели при малейшем прикосновении, пустые консервные банки. Утром свою «сигнализацию» убирали. Пока никто, кроме начальника штаба фузилёрного батальона гауптмана Нейбаха, однажды ночью проверявшего посты, в их ловушку не попал. Гауптману Нейбаху их придумка понравилась, и на следующее же утро он приказал изготовить нечто подобное в окопах всего батальона и даже в тылах.