Пуля калибра 7,92

– Земля здесь и вправду хорошая, – снова подал голос ездовой, и, словно вторя мыслям Балька, вздохнул: – Но и земля, так же, как и родники, не наша. Всё это не наше, сынок.

Крестьянин говорил так, словно ехал по чужому полю, где нужно быть осторожным, чтобы не помять чужие колосья.

Глава пятая

Ночью поступила команда на отход. Траншею быстро заняла гвардейская часть. Молодые, здоровые как на подбор ребята несли пулемёты и противотанковые ружья. Тут же деловито устраивались в ячейках. Раскладывали снаряжение. Заносили в блиндажи ящики с гранатами и патронами. И по коротким вопросам, и по тому, как они обживались в окопах, в одно мгновение будто срастаясь с землёй, её нарочитым рельефам, чувствовалось, что на передовой они не впервой.

Штрафники, покидая обжитые углы траншеи, за минувшие дни и ночи ставшей родней родной, с уважением и завистью посматривали на свою смену и поговаривали:

– Свежая часть.

– Эти продержатся.

– Автоматы-то, гляди вон, все новёхонькие! А винтовок и не видать.

– У них, должно, и харч другой.

– Что, белый хлеб едят?

– Ну, белый не белый, а приварок гвардейский получают и наркомовские каждый день.

– Неужто каждый? За что ж такая милость?

– Положено. Гвардия!

– Ну-ну, посмотрим, как они тут…

– Где командир взвода? – послышалось из глубины траншеи. – Взводный где, братцы?

– Здесь взводный.

– Тише там! А ну не орать!

К Воронцову подошёл лейтенант примерно его лет, подал руку и представился:

– Лейтенант Скворцов. Мне поручено принять у вас участок обороны.

– Принимай, лейтенант. – Воронцов закинул за спину свой ППШ. Сумку с запасными дисками и снайперскую винтовку бойцы уже унесли в обоз.

Они пошли по траншее. Воронцов вкратце рассказал о том, как ведёт себя противник, чего стоит опасаться, на что обратить внимание, где немецкие минные поля, где свои, где расположены пулемёты противника и куда, на какие запасные, их расчёты откочёвывают в случае опасности.

– У тебя, я вижу, станкач крупнокалиберный.

– ДШК. Сила! Только вчера получили. Со склада. Новенький. – За нейтральной полосой взлетела ракета, и глаза лейтенанта Скворцова блеснули.

– Я бы установил его под танком. Там мои ребята хороший окоп оборудовали. С боковой землянкой, как положено. «Максим» там у меня стоял.

– Ладно, подумаю, – снова деловито ответил гвардеец, что-то помечая в блокноте.

– И вот ещё что. С той стороны снайпер бьёт. Прячется, скорее всего, в развалинах водонапорной башни. Днём она хорошо видна. Расположена на нейтральной полосе, сразу за их колючкой. Пробирается он туда рано утром, ещё затемно. Стреляет по флангам. Огонь ведёт по всему, что движется. Разрывными пулями. Так что раненых нет. Но точно засечь мы его так и не смогли. У тебя пулемёт мощный. На рассвете дай пару очередей по водокачке. Смахнёшь его вместе с кирпичами.

– Ладно, подумаю.

Когда расставались, Воронцов протянул лейтенанту руку и спросил:

– Ты какое училище окончил? Не Подольское?

– Нет, Ташкентское пехотное, ускоренный выпуск. А ты подольский?

– Подольский. Выпуск сорок первого года.

– Так вас, говорят, всех… Там ещё, под Москвой…

– Не всех. Как видишь, не всех.

– Ты тоже там был?

– Был. Мёд-пиво пил… Ладно, Скворцов, желаю тебе и твоим гвардейцам удачи.

В это время из тыльного хода сообщения в сторону штабного блиндажа прошла группа офицеров. Два старших лейтенанта и капитан. Лицо одного из старших лейтенантов показалось Воронцову знакомым. Тот тоже оглянулся. На мгновение взгляды их встретились.

– Начальство? – кивнул им вслед Воронцов.

– Да. Ротный, комбат и начальник штаба батальона.

– Старший лейтенант, который впереди шёл, ваш ротный?

– Да, гвардии старший лейтенант Крупенников.

– Он раньше не в Тридцать третьей воевал?

– Не знаю. Я в роту недавно прибыл.

…Всю ночь рота шла ускоренным маршем. Кончался один просёлок, они поворачивали на другой и шли, шли, шли. На восток, в тыл. Ни курить, ни разговаривать не разрешалось. Только гул стоптанных ботинок последнего срока годности по выбитой до пыльной мучки дороге. Время от времени бойцы прикладывались к фляжкам, делали по нескольку экономных глотков и снова торопливо прятали фляжки, чтобы не попросил сосед. Марш, тем более в тыл, – не окоп перед боем, где солдат не пожалеет для товарища последнего, тут о себе заботься сам. Сколько ещё топать, неизвестно, а то, что ни у колодца, ни у реки их больше не остановят – это точно. Погонят до места.

Миновали поле, втянулись в лес. В лесу глаза, привыкшие к темноте, сразу ухватили длинные вереницы повозок, а в глубине на расчищенных полянах и глубоких просеках ряды танков со вздёрнутыми стволами орудий. Танкисты таскали срубленные берёзки, маскировали свои боевые машины. Стучали лопаты и ломы. Глубже в лесу ухали, с треском ломая сучья и подрост, падающие деревья. Что за части и что за подготовка, непонятно.

По лесу двигались около часа. Лес большой. Много войск в себя вобрал. Снова вышли на простор. Тут тоже везде шли земляные работы.