Пуля с Кавказа

Вдруг идущая впереди Лыкова кобыла оступилась и быстро поехала на брюхе вниз. Раздалось громкое «берегись!»; казаки прыснули в сторону и буквально вжались в скалу. Катящаяся по тропе лошадь представляет огромную опасность. Алексей уже видел такое дважды. Причём во второй раз животное на его глазах слетело в расщелину и ударилось об ствол сосны с такой силой, что было разорвано пополам… Сейчас сыщику нужно было спешно уворачиваться, пытаясь спасти при этом и своего Мухаррама. Но в последний момент Лыкову стало жаль ценного груза – кобыла тащила на спине два патронных ящика, почти весь запас отряда. Поэтому он изловчился, припал на одно колено и, схватив проезжавшую мимо кобылу за ляжку, упёрся, напрягая все мускулы. В глазах потемнело, жилы на руках, казалось, сейчас лопнут. Но лошадь остановила падение – Алексей держал её почти на весу! Сзади, тыкаясь сыщику мордой в плечо, толкался жеребец.

– Бросай! Немедленно брось её! – закричал сверху Таубе. Камень с противным визгом выскочил из-под ноги Лыкова; человек и животное оба съехали вниз ещё на аршин.

– Бросай, кому говорю!

Но коллежский асессор не отпустил кобылу. Прошло несколько страшных секунд, однако больше они не сползали.

– Мелентий, режь ремни… – выдохнул Алексей.

Подскочил Лавочкин, разрезал кинжалом ремни вьюков и осторожно снял патронные ящики, положив их вдоль тропы. Лошадь лежала без движения и дрожала всем телом, то ли от страха, то ли от напряжения сил.

– Бери её под шею и попробуем поднять.

Казак ухватил животину под гамаши, Лыков просунул руки под потное брюхо.

– Раз… два… три!

Вдвоём они приподняли кобылу и установили на ноги. Та пошатывалась, но стояла. Подбежали другие казаки, отвели счастливицу подальше от пропасти. Потом разбили ящики и разобрали между собой патроны, после чего эшелон снова двинулся в путь. Алексей шёл на ватных ногах и мечтал только о привале…

Всё когда-нибудь кончается, кончился и этот переход. Тропинка внезапно вывела на плато, с которого открылся вид на Большой Гоцатль. Многочисленные постройки аула были всего в версте от них. И люди, и животные, обессиленные, повалились на горячие камни. Таубе подошёл к Алексею, молча с чувством пожал ему руку; то же самое сделали Ильин и Даур-Гирей. Артилевский, весь красный, лежал на спине и хрипло дышал – ему уже было ни до чего…

Через десять минут подполковник поднял отряд. Требовалось срочно напоить живой инвентарь, а вода имелась только в ауле. По счастью, оставшаяся часть дороги была в хорошем состоянии. Кое-как доковыляв до обширного двора наиба, люди и животные расположились на отдых.

Подъём от Койсу до Гоцатлинского кряжа дался партии с таким трудом, что Таубе назначил стоянку до конца дня. Через час походная жизнь вошла в привычное русло. На дворе варилась очередная шурпа, казаки жарили на шомполах шашлык из баранины, домашние наиба подтаскивали зелень с лепёшками. Горцы очень любопытны, поэтому вокруг бивуака вскоре появились во множестве местные жители. Один предлагал купить у него дрянной кинжал, второй выпытывал новости, третий «стрелял» табаку. Барон потолковал с наибом – не появлялись ли в ауле посторонние. Хитрый аварец божился, что никого не встречал уже много дней – только знакомые торговцы да почта. Тогда Таубе отправился на поиски квартирующего в ауле полицейского урядника. Лыков увязался с ним.

Урядник, крупный седовласый мужчина лет пятидесяти, дал на все вопросы очень интересные ответы. По его словам, два дня назад через аул проезжали на север семеро дидойцев. Они остановились на ночлег у некоего Муслима. Четверо всадников вчера вечером отправились вниз, в сторону переправы. Утром двое из них вернулись, дидойцы быстро собрались и уехали обратно вверх по реке. Но уряднику показалось, что один остался у Муслима.

– Что за человек этот Муслим? – спросил подполковник.

– Нехороший. В семьдесят седьмом воевал с нами, оборонял Согратль. Четыре месяца просидел в тюрьме в Шали. Видно, заплатили – выпущен по болезни. Хотя здоров, как бык. Наших, конечно, на дух не переносит.

– И много у вас таких? – полюбопытствовал Лыков.

– Да весь аул, – ответил урядник, глядя ему прямо в глаза.

– Трудно тебе здесь.

– Четыре года до отставки осталось. Даст Бог, доживу.

– Где дом Муслима?

– От джумной мечети[70] по дороге на Хунзах четвёртый дом по левой руке. Голубые ворота.

– Ладно. Сейчас ступай к наибу, бери четырёх казаков и бегом к этому дому. Мы будем дожидаться вас там.

Урядник убежал, а барон заставил Лыкова взять с собой фуражный аркан и быстро повёл его к главному годекату. Встав за угол мечети, они, осторожно высовываясь, принялись наблюдать за домом с голубыми воротами.

– Кого мы высматриваем? – не удержался от вопроса Алексей.

– Ахмата, конечно. Дидоец остался для связи с ним.

Сыщик с сомнением покачал головой и, словно в назидание ему, в конце пустой улицы показался Ахмат. Туземец шёл не спеша, будто прогуливаясь. Он был в полном вооружении: с саблей и кинжалом на поясе и с расчехлённой винтовкой за спиной.

– Видишь, она без чехла. Не проморгай!