Пуля справедливости

– А может нам последить за этой больницей? – вдруг предложил Ваняшин. – Она находится рядом с деревушкой. Метров триста от ближайших домов. Когда мы проезжали, я присмотрел, один из домов явно не жилой. В нем даже крыша стала рушиться. Надо только проверить и если в нем никто не живет, можно спрятаться в нем и понаблюдать за больницей. В бинокль с хорошей оптикой она будет оттуда видна, вся как на ладони.

Греку эта идея показалась бредовой, а Туманову она понравилась.

– Лешка прав. Если Игнатенко находится там, не может же он все время сидеть в этом корпусе, – сказал майор и добавил, не оставляя шансов на возражения: – Давайте, попробуем. Если дом и в самом деле не жилой, поторчим там денечка два, три. А потом, мы ведь так редко выезжаем на природу, – прозвучало с долей шутки. – Ты не против, Грек? – спросил майор.

Капитан согласился, хотя и с неохотой.

Из Москвы они выехали поздно ночью. Днем, любой посторонний появившийся в деревне, мог бы вызвать подозрение. Тут же пойдет слух. Опера не исключали, что кое-кто из деревенских женщин работает в этой клинике санитарками. Поэтому и было решено поехать в столь позднее время.

Пока ехали, Грек развалился на заднем сиденье «Волги» и успел выспаться. А проснулся, когда машина уже остановилась, и Федор Туманов позвал его:

– Грек, вставай. Проспишь свое счастье, – шутливо сказал майор.

– Хорошенькое счастье, – заворчал Грек, протирая глаза. – Все путные люди спят. А мы, как бродячие псы. И это, по-твоему, счастье?

Сравнение было резковатым, но справедливым. Поэтому Ваняшин тоже поддержал Грека, сказав:

– Это точно. Чего в этом хорошего.

Близко к деревне подъезжать не стали. Машину оставили в лесу, чтобы деревенские не заметили. Ночью, любой шум воспринимается остро на слух.

По деревне шли тихо, так, что ни одна дворняжка не тявкнула. Света в окнах в домах ни у кого не было, да и на столбах тоже. Видно деревенские шалопаи, прихоти ради, поразбивали все фонари на столбах. Но это даже было на руку сейчас. Только возле нескольких отдельно стоящих и огороженных высоким забором, особнячков тусклым светом светился фонарь. Но оперативники скорым шагом прошли мимо него, прячась в тень раскидистых деревьев, росших по всей деревушке.

Сначала они осмотрели тот дом развалюху, про который говорил Ваняшин. Дверь оказалась на замке, но здоровяк лейтенант не посчитал нужным долго возиться с ней. Приналег могучим плечом, один раз, другой, и дверь открылась. Они вошли, прислушиваясь к окружавший их тишине.

«Гостиница», как назвал Грек развалюху, оказалась вполне пригодной для временного нахождения, а наглухо забитые окна, даже давали возможность оставаться незамеченными от глаз деревенских, если кто-то из таковых вздумает проявить любопытство. Хотя, судя по густой и не примятой траве, растущей возле дома, сюда уже давно никто не совал нос.

Жилая часть дома состояла из одной небольшой комнатенки в три окна и кухни. Но оперов больше заинтересовал чердак. Из комнаты, да еще с забитыми окнами ничего не увидишь. Другое дело чердак. Отсюда вся территория больницы как на ладони.

Ваняшин достал бинокль с приставкой, позволяющей пользоваться им в темноте. Глянул на территорию больницы. Там, похоже, все спали, потому что никакого движения не наблюдалось. Возле двух корпусов и построек хозяйственной принадлежности, над дверями горели фонари. Причем, как оказалось, больничная территория довольно неплохо освещалась. По крайней мере, пройти по ней и остаться не замеченным, было невозможно. Наверное, по этой причине, охранник дежуривший на воротах, позволил себе расслабиться и развалиться на деревянной лавке. Свет в будке он гасить не стал, и Ваняшин смог его хорошенько рассмотреть. Как оказалось, это был другой охранник, видно сменивший мордоворота. Но по телосложению он ничуть не отличался от того. Такие же огромные плечи и ручищи, в которые лучше не попадать. Сейчас эти ручищи покоились на груди здоровяка.

– Может, все-таки попробовать туда пробраться ночью? – предложил Ваняшин. Днем, на его взгляд, подходить к забору и подглядывать, было неоправданно рисково. Охранники их наверняка заметят. Но Грек посчитал, что ночью их засекут еще быстрее, о чем и сказал Ваняшину. Предлагает лейтенант всякую чушь, а тяготы испытывать, между прочим, приходится, им всем троим. Спал бы сейчас капитан Грек в своей теплой постельке. Но майор Туманов такой же сумасшедший, как и этот салага лейтенант. Если чего взбредет в дурную башку, не остановишь, не отговоришь.

– А что, это мысль. Может, и в самом деле попробовать. А ну, пойдем, глянем, – сказал майор и стал спускаться по шаткой лестнице с чердака, подсвечивая себе маленьким фонариком. Точно такие же фонари были и у Грека с Ваняшиным.

– Чтоб вас черти побрали, – заворчал капитан. С лестницы он спускался последним. Причем, решил, что сумеет сделать это на ощупь, выключил фонарь, чтобы зря не сажать батарейки и тут же крупно пожалел об этом. В темноте нога соскочила с лестницы, и с почти полутораметровой высоты, капитан грохнулся на дощатый пол, при этом громко выругавшись.