Пулковская Цитадель

– Я, конечно, могу ошибаться, – Юлия Петровна наморщила лоб, – и дай-то Бог, чтоб так оно и было… но Ларису надо изолировать в любом случае, а ребенка взять под наблюдение. Молоко вы случайно из ресторана не прихватили?

– Сливки есть, – вспомнил Никодим.

– Пойдемте, покажете.

– Одну минуту, мне необходимо срочно позвонить, – извинился Никодим и трусцой побежал в диспетчерскую.

Он вновь вспомнил о Кошке. У охранника Степана должен быть работать сотовый.

* * *

Фальшивой улыбке доктора и ее заверениям, что «полежит и все будет в порядке» Лариса не поверила. Она вообще никому не верила. Не хотела. Мама… Паша… Паши нет, Лиза сказала об этом. Мама просила передать… якобы звонила и сообщила. А может быть, Лиза врет? Какой ей резон врать? Просто со злости? Может быть, она злая? Может быть, Лиза на Костю глаз положила, а Косте нравится она, Лариса. Тогда тем более незачем врать, что Паша умер. Тогда нужно говорить, что он жив…

Лариса совсем запуталась. Мысли то бежали с неимоверной быстротой, то падали куда-то в пропасть, и там, на дне, застывали неподвижной глыбой. Она крепко обняла голову руками и пыталась осознать все произошедшее с ней. Как во сне. В чертовом и нереальном сне. Вдруг она встрепенулась, испугавшись чего-то. Заводила по сторонам глазами. В груди сжался ком.

Но Демка вел себя необычно тихо, совсем не плакал, только смотрел на маму спокойно и серьезно, как будто что-то знал. И этот взгляд напугал Ларису. Она закрыла глаза и отвернулась от малыша. Прислушалась – тихо. Ни звука, такое ощущение, что уши заложило плотной ватой. До чего же все противно…

Девушка пыталась уловить изменения в себе. Пробуждающуюся ненависть к людям. Злость на врача, Лизу, друзей и даже Костю… нет, Пашу! Злость на маму, что обещала ее спасти, но так и не сдержала слово. Злость на всех! Особенно на тех, кто принес этот чертов вирус! Вирус… вирус!

Лариса заскрежетала зубами – и внезапно ее отпустило. Глубокий вдох, медленный выдох – злости больше не было. Улетучилась или, быть может, затаилась. Злость и ненависть ко всему живому отступила, но пришла ПЕЧАЛЬ.

Перед глазами отчего-то снова возникла картина: пацаны пинают по двору плюшевого медвежонка. И свой собственный отчаянный порыв – спасти! Спасти, во что бы то ни стало…

– Неправильно я тебя назвала, – тихо проговорила она, через силу улыбаясь сыну, – надо было Мишкой. Спи.

А Демка в сытой истоме и впрямь сомкнул веки и вскоре засопел. Лариса очень медленно извлекла из рукава нож…

По громкой связи снова зазвучала тихая музыка. Пела Алекс. Лариса прислушалась:

– Бывает ночь длиннее зимы,
И чей-то плащ уютнее дома.
Бывает так, что чьи-то слова
Звучат в тебе, как раскаты грома.
Бывает так – весь мир заодно,
Но это одно обжигает руки.
И сам себе сочиняешь письмо
О том, что боль будет легче скуки.

Лариса склонила голову на бок и уставилась в одну точку, с абсолютно отрешенным видом.

– Стань птицей, серым крылом.
Стань птицей с опорой на ветер.
Неба хватит на всех, и Бог
Держит его крепко-крепко…

Девушка встрепенулась, решительно закатала рукав и с силой взрезала голубую жилу. Вдоль. Чтобы наверняка.

Музыка стихла, за дверью не было слышно ни звука. Народ, умаявшись за день, спал. Лариса кинула прощальный взгляд на сына и устало закрыла налитые кровью глаза.

Глава девятая На пути к разгадке

Пятнадцатое сентября, ночь, город Санкт-Петербург, улица Кирочная – и далее по ситуации.

Усталая чуть ли не насмерть, Кошка выползла из люка с буквами «ГК» на крышке. Маркировка, впрочем, могла быть абсолютно любая, при нашей безалаберности буквы ничего не значили. В данном случае она соответствовала назначению… ну, почти. Одна из горизонтальных отводок и в самом деле выходила в городскую канализацию, и Кошка, почти без раздумий, предпочла именно этот путь – грязный, но верный. «Парадный подъезд» вполне мог оказаться в подвале знаменитого здания на Литейном, из окон которого видно Магадан… А так, хоть и пришлось ползти по шкурнику, пугая своей перепачканной рожей местных кошек, но зато с выброской никаких проблем не было. «Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет».

Оттолкнув не без труда, сил почти не осталось, тяжелую, плотно пригнанную крышку, Кошка огляделась прижмуренными глазами, с удовольствием вдыхая упоительно свежий воздух (кто бы что понял – свежий воздух в центре Питера!). Сумерки только начали сгущаться, но тут, в тихом дворике, народу не было, да и окна практически не светились. «Комендантский час», – вспомнила Кошка и достала сигарету, о которой напрочь забыла под землей. И ведь не тянуло!