Пульс абсолюта. Начало начал

Кто-то гордится тем, что изучил Коран или Гиту; он смотрит на всех свысока. Что он получил? Просто заученные наизусть слова. Отнимите их у него — и он останется ни с чем. Он несет в себе столько же Бога, сколько тот, кто произносит слово «лошадь». Если человек в своей голове имеет слово «лошадь», это совершенно не означает, что у него действительно есть лошадь. Но если кто-нибудь несколько раз повторит слово «Бог», мы готовы поверить немедленно, что Бог действительно с ним.

Что касается Истины, то мы тоже с готовностью принимаем слова. Ничего, кроме слов из окружающего мира не приходит. А Истина приходит не оттуда, она приходит изнутри. Когда это становится совершенно ясно, мы свободны от запутанности внешнего мира и готовы к путешествию внутрь. Но как только мы думаем, что мы выигрываем у внешнего мира, мы не можем надеяться и быть уверенными, что не встретим преграды на пути к Истине.

Успенский был замечательным мыслителем России. Он написал множество книг, одна из которых получила широкую известность больше, чем другие книги. Даже говорили, что в мире еще не было книги равной этой. Первая знаменитая книга была написана греческим философом Аристотелем и называлась «Органум», вторая — англичанином Бэконом — «Новый органум». Аристотель написал первую книгу Истины, Бэкон — вторую. Третья книга была написана Успенским — «Третий органум». Говорят, что это три самые замечательные книги в мире.

Однажды Успенский навестил Гюрджиева. Успенский был знаменитым человеком, а Гюрджиев — простым факиром. Успенский сказал: «Я хочу задать вам несколько вопросов.» Тогда Гюрджиев дал ему чистый листок бумаги и сказал: «Прежде чем мы начнем наш разговор, напишите здесь все, что вы знаете и чего не знаете. Зачем мы говорим о том, чего вы не знаете. То, что вы уже знаете, не требует разъяснений, полезнее будет поговорить о том, чего вы не знаете». Скажем прямо, что это был довольно странный способ встречать известного человека! Однако Успенский взял бумагу, пошел в угол комнаты и сел за стол. Он хотел написать очень много. Но как только он начал писать, он попал в затруднение. Он спросил себя: «Познал ли я Бога?» Ответ пришел изнутри: «Я знаю о Боге, но я не познал Бога». «Знаю ли я душу?» «Я знаю о душе, но это и все…» Около часа он терзал себя, но не мог заставить себя написать хоть что-нибудь. Он подошел к Гюрджиеву и, протягивая ему листок бумаги сказал: «Простите меня, я был во власти иллюзий. Я думал, что я знаю, но то, как вы поговорили со мной и взгляд в ваши глаза сделал невозможным ответы на такой очевидно простой вопрос. Я даже не могу уйти от вас с тем, что я думал, что «знаю». «Как Вы смогли написать все ваши знаменитые книги?» — спросил Гюрджиев. «Теперь они все не имеют никакого значения. Я был под властью, под чарами так называемого обучения. Когда вы говорили со мной, впервые вопрос встал передо мной так ясно, что я ошеломлен своим невежеством. Теперь я чувствую, что не знаю ничего! Я достаточно упивался словами и принимал их за знание, но чем больше идет речь о познании, тем больше я понимаю, что оно равно нулю…» — сказал Успенский. «В таком случае, — сказал Гюрджиев, — вы достаточно подготовлены, чтобы понять один очень важный вопрос, один факт, что вы знаете ничего!»

Это первый шаг к познанию: понять, что вы не знаете ничего. Этот факт признания требует большого мужества! Осознание для кого-то, что «Я ничего не знаю» — большой подвиг, так как внутренне «Я» восстает: «Абсурд! Я знаю наизусть Гиту! Я прочел все Упанишады, я каждый день хожу в храм и принимаю участие в религиозных спорах, как это я могу чего-то не знать?» Мечи обнажены для встающих вопросов и выставлена охрана против того, чего мы не знаем. Если словам и дальше удастся скрывать Истину, они будут продолжать делать это до бесконечности!

Человек, заучивающий слова, не получит ничего, даже если потратит на это несколько жизней. Такое знание создает только иллюзию познания. Тогда как мы можем познать? Какой путь есть путь истинного познания? Изучение и созерцание считаются пригодными методами. Нам всегда говорили, что чтением книг, обсуждением шастр и служением обучающему завоевывается знание. Ничего более ложного, чем это, быть не может, так как ничего не познается независимо от того, сколько раз мы это слышим или читаем.

Иллюзия познания, созданная таким обучением, оказывается более опасной, чем невежество само по себе, так как невежественный человек в конце концов осознает свое невежество и попытается найти выход, в то время как под властью иллюзий познание невозможно. Для познавшего больше познавать нечего.

Мир не очень-то страдает, так как принимает невежество за псевдознание. Вот почему мы так далеки о Истины.